Мой Ванька. Том первый - [31]
– Ну что там, Саш? – интересуется Ванька в подушку.
– Прощупывается впадинка в месте травмы, – докладываю я.
На работе, в боксе, где мы ремонтируем движки, рассматриваю старую цепь от двигателя. Что-то мне она напоминает… Точно! Позвонки в позвоночнике! Двигаю её, тереблю в руках и смотрю на изменения. Пытаюсь понять, как с точки зрения механика…
Ночь. Спать не могу… Встаю и иду курить на кухню. Что же делать? Илья Анатольевич сказал, что надо попробовать… вправить? Но я же не умею! На примере цепи вроде всё понятно, но тут не цепь! Тут живой человек! Однако если что-то или кто-то меня наталкивает на всякие мысли, то, может, мне и подскажут как? Возвращаюсь, ложусь…
– Саш… Ты что не спишь? – шёпотом спрашивает Ванька.
Тоже, значит, не спит!
– Думаю…
– О чём?
– Думаю, как тебя лечить…
Молчим.
– Ты что, не веришь в массаж? – с тревогой задаёт вопрос Ванька.
Мне это даже страшно. Я же вроде его заставил поверить! Во все последующие переговоры и раздумья на эту тему я специально его не посвящал.
– Ванюха… Ты мне веришь? – наконец решаюсь я.
– Больше, чем себе! – отвечает он поспешно.
– Это плохо. Мне нужно, чтобы ты мне помог подумать. Поможешь?
– Насколько смогу мозгами идиота, – хмыкает Ванька.
– Ладно, я серьёзно.
– Я готов.
– Слушай… Я тут исследовал у тебя впадинку на позвоночнике… И знаешь, пальцы туда притягиваются… Ну биоэнергетика и всё такое… Может, попробовать?
– Ты хочешь… вправить позвонок?
Я аж вздрагиваю, когда он произносит именно это слово.
– Да… Если ты не возражаешь, конечно.
– Я же сказал, что верю тебе больше, чем себе. Я согласен!
– Хорошо. Я подумаю, как это сделать…
Я – механик, инженер. И думаю как инженер. Если бы туда – то всё было бы понятно, а как обратно, то есть наверх?
Очередной день просидел, не занимаясь делами своего автосервиса. Только думал. Читал анатомическую книгу. Смотрел ещё и ещё рентген. Даже определил номера позвонков, которые надо двигать.
Похоже, знаю как… Опять же – всё почти как с цепью. Только сначала надо подготовить травмированное место. Это значит, как меня учил Илья Анатольевич, надо выровнять Ванькино биополе, то есть провести его корректировку.
Уже вторую неделю корректирую Ванькино поле. Ни хрена пока не получается. В больном месте как будто воронка образовалась. Все мои усилия выровнять это место в Ванькином поле ни к чему не приводят. Звоню Илье Анатольевичу.
– Саша! Я же вам объяснял, что надо просто проводить накачку энергией, – говорит он укоризненно. – В таком состоянии больного вы не сможете ему скорректировать поле. Только накачка!
Похоже, понял, но…
– Илья Анатольевич, всё-таки я немного боюсь…
– Это ваша голова боится. Рукам сверху всё подскажут. Поняли? – жёстко напутствует он.
– Понял…
Ещё неделя трудов на энергетическом фронте. Ванька говорит, что от моих рук исходит тепло. Издевается и предлагает мне открыть солярий. Ладно… Завтра, видимо, решусь на процедуру вправления.
Укладываю Ваньку животом себе на колено так, чтобы позвоночник выпятился. Да… Не тело, а стиральная доска какая-то. Вот и нужные позвонки… И ямка тут, между ними.
– Ну что, готов? – на всякий случай спрашиваю Ваньку.
– Угу… – глухо отвечает он.
Откровенно молюсь Всевышнему. Господи, молю, помоги! Никаких мыслей… Только ощущения. Только ощущения! Пальцы будто сами притягиваются! Сам не знаю почему, но спокойно нажимаю на два соседних позвонка.
– Аух-х-х!.. – вскрикивает Ванька. – Больно!
Свой голос слышу будто со стороны.
– Это хорошо. Хуже было бы, если бы не было больно…
Интересно, почему я так сказал? Осторожно ощупываю позвонки. Лунки нет! Значит, встал, собака, на место! Укладываю Ваньку на спину.
– Так лежи теперь… Отдохну немного, и будем делать массаж.
Вздремнул полчаса. Делаю Ваньке массаж. Болтаю про всё, чтоб он не думал… Ловлю себя на мысли, с каким удовольствием держу его ногу и работаю! Не выдерживаю и прижимаюсь к икре щекой.
– Сашка! Сашенька!
Аж вздрагиваю.
– Ты что?
– Я руки твои чувствую… И твоя щетина… колется… – растерянно бормочет Ванька.
– Что ты сказал?
Я действительно не сразу понял.
– Я чувствую твою щетину, – он улыбается и ядовито добавляет: – И вообще чаще бриться надо!
Счастье! Бросаюсь на Ваньку и стискиваю его. Неужели получилось? Теперь можно докладывать Кириллу Сергеевичу! Что-то давно я ему не писал. Последнее письмо… Ох… Писал-то всего один раз, после приезда. Стыдно.
– Ванюха, только предупреждаю – где-нибудь неделю ворочайся очень осторожно. Надо, чтобы твой позвонок привык к правильному месту.
– Уж постараюсь, – улыбаясь, говорит он. А улыбка такая счастливая!
– Илья Анатольевич! У Ваньки ноги стали чувствовать. Позвонок встал на место, – восторженно кричу я в трубку.
– Уф… – шумно выдыхает он, и дальше тишина.
– Илья Анатольевич, где вы? Я вас не слышу.
– Прости, Саша… Я аж прослезился, – признаётся он дрожащим голосом. – Ты сам ещё не понимаешь, что ты сделал.
Мне очень приятно, что он со мной перешёл на «ты».
– Что сделал… Поставил позвонок на место. А что?
– Вот я и говорю, что ты пока сам не понимаешь, что сделал и вообще что произошло. Ну да ладно! Об этом у нас с тобой ещё будет время поговорить.
Оказывается, что в жизни ни наличие серьезного достатка, ни наличие высокого мастерства в профессии не может дать человеку подлинного счастья, если ко всему этому не добавляется теплота взаимоотношений с окружающими людьми, ощущение рядом с собой надёжного плеча и понимающих глаз. Как же порой нам всем не хватает именно теплоты, надёжности и понимания! Поэтому автору захотелось написать добрую книгу о хороших и поначалу не очень счастливых людях, которым все же удалось не только встретиться, но и по-настоящему найти друг друга.В общем, давайте вместе помечтаем о такой жизни, в которой всё сходится и все счастливы.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.