Мой Ванька. Том первый - [19]
– Конечно! – даже с радостью соглашаюсь я.
Тягостное запустение… Видны следы торопливых сборов…
– Эта комната… была моей, – грустно выговаривает Ванька, приоткрывая дверь.
– Так она и сейчас твоя? – недоумеваю я.
– Ты не понимаешь…
И я понимаю, что я действительно не понимаю.
Ванька опускается в кресло и закрывает глаза.
Ясно, что ему надо побыть одному.
– Вань… Давай я схожу в магазин. Помянуть надо.
– Угу, – мычит он, не открывая глаз. – Можно я здесь побуду?
– Конечно! Я один схожу. Дай ключи.
Возвращаюсь с мешком продуктов и выпивки. Музыка в квартире меня оглушает. Прохожу на кухню, ставлю мешок и заглядываю в комнату к Ваньке. Он продолжает сидеть с закрытыми глазами, слегка подаваясь навстречу звукам из колонок. Только какая-то скорбная гримаса застыла на губах…
Понятно, что мешать не надо. Потерплю… Иду на кухню снова. Начинаю разбирать мешок.
Музыка такая, какой я никогда в своей жизни не слышал. Против моей воли она начинает вползать в сознание, вытесняя оттуда всё другое, к ней не относящееся. Я уже слушаю её! Этот безудержный трагизм, выражаемый и голосами певцов, и хором, и оркестром плющит мне мозги! Но мне… Но мне от этого не оторваться! Я хочу, чтобы это продолжалось! Как под огромной тяжестью, опускаюсь на кухонный табурет. Ловлю себя на том, что моё тело даже резонирует в такт этим отчаянным звукам… будто я сам часть этого оркестра или хора. Это и невыносимо и, как раньше говорили, упоительно.
Мои мысли сами выстраиваются в какие-то жёсткие оценки – меня самого, моей жизни… Нинка, Валька, Наташка и разные другие… Меня сжигает страшный стыд за самого себя! Боже, какое же я говно в этой жизни! Бедный Ванька, зачем же он со мной связался! Но я теперь уже тоже не могу без него! Нащупываю в кармане пачку сигарет, трясу пепел в какое-то блюдце… А музыка выносит мне мой бедный мозг. Вот и слёзы потекли… Правда, от этого как-то легче стало. Вот и сигарета промокла. Под затылком твердеет стенка. В блюдце полно окурков… Не могу себя заставить встать и открыть окно. Такое впечатление, что сейчас любое движение будет предательством этой великой музыки…
– Саш… Ты что?
Ванька прижимает мою голову к животу, а я продолжаю всхлипывать, хотя всё уже кончилось.
– Саш… Не надо… – он садится на корточки около меня и смотрит мне в глаза. – Ну не надо, Сашенька…
Встаю и обнимаю его. Теперь мои слёзы текут на его сухое лицо.
– Что это было? – шёпотом спрашиваю я.
– Это реквием Верди. Я люблю музыку. Опять же, спасибо бабушке…
– Это… – я пытаюсь подобрать слова, а они не подбираются. – Это жуткая, прекрасная и какая-то… выворачивающая музыка. Она меня раздавила… Она мне показала меня… Показала, какой я скот в этой жизни… Ванюха, спаси меня!
Ещё что-то бормочу ему в ухо…
– Сашка…
Ванька гладит меня, трётся об меня шевелюрой…
– Ох-х… – выдыхаю я, повернувшись к окну и глядя во двор, давлю лбом стекло. – Знаешь… Я понял, что ты чувствовал тогда… После того, что я услышал, осознал… Жить иногда не хочется…
Он поглаживает моё плечо.
– Саш… Ты мне тогда мозги на место поставил. Считай, что я тебе сейчас повторил то, что ты тогда сказал мне…
Его рука продолжает гладить моё плечо, и я, повернув голову, касаюсь её губами. Сейчас в нашем тандеме я ведомый.
– Саш… Тебе надо выпить. Я не мог предположить, что на тебя так подействует. – Ванька достаёт два стакана, открывает бутылку водки и наливает понемногу. – Пьём? – он заглядывает мне в глаза.
Стоим… У него такие расширенные зрачки! Может, потому что близко смотрим друг на друга…
– Пьем.
– Вот и правильно… – Ванька мягко улыбается. – Только чокаться не будем… Помянем…
– Да… Пусть ей земля будет пухом…
От водки действительно становится легче. Зажёвываем купленной нарезкой прямо из обёртки.
– Сегодня нам придётся остаться здесь, – виновато говорю я. – Я ведь пьяный…
– Знаешь, – признаётся Ванька, – я даже хотел тебя об этом попросить…
Спим, прижавшись друг к другу, на старой Ванькиной кровати в его комнате. Ванька так в меня вцепился! А надо, наоборот, мне за него цепляться.
Я рад: могу наконец одеть Ваньку. Ходим с ним по торговому центру. Хватит ему в старье ходить! Джинсы уже купили, ботинки на зиму тоже. Оказывается, он всю зиму раньше в кроссовках ходил.
– Сашка, ты на мне разоришься, – шипит мне на ухо Ванька, когда я заворачиваю к зимним курткам.
– Это не твоё дело! Давай меряй!
Куртка вроде неплохая, и сидит на нём хорошо.
– Тепло-то как! – Ванька блаженно улыбается. – Балдею…
– Вот и балдей, – удовлетворённо говорю я. – Сейчас ещё свитерок тебе сообразим.
– Саш… У меня же есть свитер! – протестует он. – Ещё бабушка вязала…
– Вот и храни его в память о ней, а ходить будешь в новом и тёплом.
– Ты меня просто… упаковываешь… – он опять улыбается. – Знаешь… Мне это так приятно! Так обо мне никто ещё в моей жизни не заботился…
– Неправда! Бабушка о тебе заботилась всю твою прошлую жизнь. Ты этого не должен забывать, – говорю я достаточно резко.
– Да… Ты прав. Прости.
– А что до покупок, то мне тоже очень приятно о тебе заботиться. Так что терпи!
На кухне обмываем покупки.
– Саш… Когда я выйду из финансового кризиса, я тоже буду о тебе заботиться, – по-детски произносит Ванька.
Оказывается, что в жизни ни наличие серьезного достатка, ни наличие высокого мастерства в профессии не может дать человеку подлинного счастья, если ко всему этому не добавляется теплота взаимоотношений с окружающими людьми, ощущение рядом с собой надёжного плеча и понимающих глаз. Как же порой нам всем не хватает именно теплоты, надёжности и понимания! Поэтому автору захотелось написать добрую книгу о хороших и поначалу не очень счастливых людях, которым все же удалось не только встретиться, но и по-настоящему найти друг друга.В общем, давайте вместе помечтаем о такой жизни, в которой всё сходится и все счастливы.
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.