Мой Шелковый путь - [37]

Наверное, мое разочарование фестивалем связано прежде всего с тем, что я не обнаружил в Каннах никого из моих знакомых. Мне было там пусто и одиноко. Мне нужны друзья, общение с чужими людьми не радует меня. Целый день пробродив по улицам и не сумев снять номера, я решил уехать.

Вернувшись в «Карлтон», я заказал у портье билет до Парижа и улетел…

На следующий год я вновь приехал в Канны, теперь уже не на фестиваль, а просто отдыхать. Со мной прилетела Лола. Мне хотелось показать дочке все самые известные уголки мира, чтобы она составила о них собственное представление и чтобы не судила о них с чужих слов. Каннский великосветский курорт?.. Пусть Лола прикоснется к нему, пусть вдохнет его воздух, пусть пройдется по его улицам, пусть поймет, что модное слово «Канн» на самом деле — мыльный пузырь. В этом городе даже пойти вечерами некуда. Пляж в нескольких шагах от «Карлтона», хороший уютный отдых, но не больше. Мы загорали, гуляли по набережной, просиживали в ресторанах, спали допоздна.

Эта спокойное, но невыразительное существование прервалось внезапно…

Как-то утром, часов в девять, зазвонил телефон. Я поднял трубку, решив, что меня разыскал кто-нибудь из друзей, но оказалось, что звонил портье.

— Месье Тохтахунов, к вам пришла полиция, — сообщил он бесцветным голосом.

— Полиция? — И тут я обратил внимание, что у меня дергается глаз. Он мешал мне уже пару-тройку дней, но я как-то не придавал этому значения. Услышав о полиции, я заметил, что глаз задергался сильнее. — Ко мне полиция?

— К вам.

— Вы не ошиблись?

Трубку взял переводчик.

— Сейчас к вам поднимутся.

— Зачем? — не понимал я.

— Полиция должна с вами поговорить.

— Но нам не о чем разговаривать, — пытался воспротивиться я, предчувствуя неладное. Опять полиция! Опять на отдыхе! Опять выдумали какую-то глупость! Ничего хорошего ждать от их появления не приходилось.

— О чем нам говорить? — недоумевал я. — И вообще… Послушайте, у меня дочка спит, я не хочу беспокоить ее. Вы сейчас начнете творить всякие глупости, разозлите меня, начнем шуметь… А мы здесь отдыхаем! Почему я должен впускать вас? Почему я вообще должен разговаривать с вами?

— Господин Тохтахунов, если вы не желаете, чтобы мы поднимались к вам, то спуститесь к нам сами.

— Ладно.

Прихватив на всякий случай все документы, я отправился на первый этаж. Весь вестибюль был забит полицейскими. Несмотря на то что все были в штатском, по их лицам сразу можно было сказать, кто они. Когда их много, они сразу становятся видны. Увидев меня, они все сразу оживились, произошло какое-то движение. Когда я только входил в вестибюль, там царило некое напускное равнодушие. Полицейские всеми силами изображали, что они там «просто так», но едва я появился, они стали «не просто так», а при исполнении. Несколько человек, находившихся возле стойки портье, решительно шагнули в мою сторону.

— Добрый день, месье.

— Вряд ли он будет добрым, — проворчал я, разглядывая их.

— У вас есть причины для недовольства?

— А вы полагаете, что ваш визит не может испортить день?

— Мы не собираемся портить вам день, господин Тохтахунов. Мы просто хотим поговорить.

— Хотелось бы знать, с чего вдруг у вас возникло такое желание! — усмехнулся я. — Или вы беседуете со всеми отдыхающими?

— Не со всеми, — согласился полицейский, возглавлявший приехавшую группу, и взглянул на часы.

К нему подошел молодой человек в темных очках и что-то сказал на ухо. Главный кивнул.

— Господин Тохтахунов, администрация «Карлтона» любезно выделила для нашего разговора помещение кафе. В это время там нет посетителей.

— В это время все постояльцы «Карлтона» еще нежатся в постельке, — недовольно ответил я.

— Приносим наши извинения, — сухо улыбнулся старший полицейский. — Но мы осознанно приехали в столь ранний час, чтобы не смущать гостей отеля. Зачем нужны лишние разговоры?

— Мне они не нужны.

— Нам тоже. Вот видите, мы уже нашли точку соприкосновения. Надеюсь, что поймем друг друга — полицейский жестом пригласил меня пройти в кафе.

Там, за дальним столом, уже сидел кто-то перед целой стопкой папок с бумагами.

— Присаживайтесь! — Мне предложили стул.

— Это что? — указал я на бумаги.

— Законы.

— Какие законы?

— Наши. Начиная с Кодекса Наполеона и заканчивая последними гражданскими уложениями.

Полицейский устроился на стуле напротив меня и принялся зачитывать какой-то документ. Переводчик быстро переводил на русский. Оказывается, по законам еще наполеоновских времен лицо, изгнанное из Монте-Карло автоматически считается депортированным также из Канн, Ниццы, Сен-Тропез. То есть, раз меня выдворили однажды из Монте-Карло, теперь мне не разрешалось жить в Каннах.

Хотел бы я послушать, какую песню затянули бы во весь голос западные специалисты по правам человека в России, если бы в нашей стране человека, выдворенного по каким-то причинам из Сочи, перестали бы после этого пускать в Адлер, Анапу и Геленджик. То-то поднялся бы шум на весь мир: «Ох уж эти русские! Ох уж эти душители свободы!..» А в Европе это, оказывается, запросто: выдворили без объяснений из Монте-Карло, и теперь на весь Лазурный Берег въезд воспрещен.