Мой путь в Скапа-Флоу - [47]
Последний взгляд. Корабль умирает. И вокруг, насколько можно видеть, нет больше ни одной стоящей цели. Только наши преследователи.
— Лево на борт! — командую я. — Обе машины самый полный вперёд!
Остаётся только одно: незаметно выскользнуть из этого адского котла и благополучно вернуться домой, сохранив лодку и экипаж.
Тёмные силуэты гор снова смыкаются вокруг нас. Течение, которое в узком проливе набирает силу быстрой реки, теперь препятствует нашему продвижению вперёд. Машины работают на полных оборотах. И всё же кажется, что мы движемся буквально со скоростью пешехода. Иногда даже создаётся впечатление, что мы застыли на месте, как рыба в горном ручье.
Сзади, отделившись от путаницы суетящихся огней, к нам приближается один из них. Топовый огонь расположен высоко; по-видимому, это эсминец.
Мы, однако, почти не продвигаемся вперёд. Лодка, рыская, борется с течением.
А корабль приближается. Его тонкий силуэт уже отчётливо виден на фоне подсвеченного неба.
— Видит он нас, что ли? — говорит Эндрасс глухим голосом.
— Самый полный вперёд! — кричу я вниз.
— Машины работают на максимальных оборотах! — возвращается снизу.
Кошмар. Кажется, что мы движемся очень медленно, как будто заколдованные какой-то невидимой силой. А смерть приближается… она всё ближе…
Корабль даёт несколько вспышек сигнальным прожектором: короткая — длинная — короткая…
— Этого ещё нам не хватало, — шепчет Эндрасс.
Лодка вибрирует во всех стыках, как будто из последних сил вырываясь на свободу.
Мы должны… должны уйти… В напряжённом сознании нет больше ни одной мысли. Только: мы должны уйти…
И здесь — это как чудо — корабль отворачивает. Его огни начинают удаляться, а ещё через некоторое время мы слышим грохот взрывов первых серий глубинных бомб…
Лодка медленно преодолевает горло пролива. Вокруг темно и тихо. Только издалека доносится эхо отдалённых взрывов глубинных бомб.
И вот перед нами открывается простор моря. Широкий, теряющийся вдали — бесконечный под бесконечным небом.
И вздохнув полной грудью, я подаю команду — последнюю команду этой акции: «Всему экипажу: один линкор уничтожен, другой торпедирован! Мы возвращаемся!».
Смех… Крики «Ура!»… Поздравления… На этот раз они могут шуметь вволю.
У фюрера
Затем всё становится на свои места. Сменяются вахты, мы едим, пьём, спим, как обычно. Только нервы ещё дрожат от возбуждения. В полдень следующего дня, когда мы уже далеко южнее, в Северном море, в радиопередаче из Германии говорится: «В бухте Скапа-Флоу немецкая подводная лодка торпедировала и потопила английский линкор «Ройал Оук». Согласно английскому сообщению, немецкая подводная лодка была также потоплена».
Когда приходит это сообщение, я нахожусь в центральном. Рядом со мной стоит Густав Бём, машинист центрального. Мы смотрим друг на друга, и вдруг этот толстячок взрывается хохотом и, давясь и плача от хохота, повизгивает: «Потоплена… немецкая подводная лодка… ха-ха-ха!.. Это мы-то потоплены!..»
Однако напряжение последних дней ещё долго держит наши нервы натянутыми.
Через трое суток мы подходим к своей базе, и мол протягивает нам свою каменную руку.
С вахтенного поста на молу нам передают сообщение сигнальным прожектором, и Ханзель читает вслух: «Гросс-адмирал[32] ожидает лодку на шлюзе».
Со смешанным чувством радости и тревожного волнения я приказываю свободным от вахты в кожаной одежде построиться на верхней палубе.
И когда мы приближаемся, и оркестр поднимает свои сверкающие духовые музыкальные инструменты, и немецкий морской гимн доносится до нас, когда люди, сотни людей, ликуют и машут нам руками, и наша лодка входит в шлюз и становится на швартовы, когда я спускаюсь с мостика и по сходне перехожу на мол, и иду прямо к адмиралу в голубом форменном пальто, — я чувствую, как торжественность момента как могучая волна, поднимается и захлёстывает меня.
Когда я докладываю, у меня перехватывает горло:
— Лодка и экипаж из боевого похода возвратились. Один линкор противника потоплен, второй повреждён!
Гросс-адмирал благодарит меня от имени фюрера и от имени Кригсмарине.
Затем подходят другие встречающие лица из свиты.
Первый из них — контр-адмирал Дёниц, командующий подводными силами. Его рукопожатие крепкое и долгое. Он благодарит меня, а мне так бы хотелось сказать в ответ: «За что благодарность? Ведь головой этого предприятия были вы, а я — лишь его рукой». Но церемония встречи не даёт мне этого сделать, и я лишь вытягиваюсь перед ним в стойке…
Мы снова выходим из шлюза к месту стоянки в гавани. Едва только мы ошвартовались, прибывает офицер и сообщает мне о нашем приглашении к фюреру: «Командир и экипаж должны быть в государственной канцелярии завтра».
Экипаж кричит «Ура!», и эхо разносится по всей гавани…
Затем следуют полёт в персональной машине фюрера в Берлин, посадка в Темпельхофе и поездка через улицы города в окружении тысяч… десятков тысяч людей, которые приветственно кричат и машут руками.
И вот мы у фюрера…
Весь экипаж стоит в строю в большом, подобном залу, кабинете. Снаружи с улицы приглушённо доносятся крики людей, которые всё ещё не могут успокоиться от охватившего их воодушевления.
