Мой путь в Скапа-Флоу - [40]

— Тревога! — кричу я.

Голос срывается от волнения. Мы быстро сближаемся. Это одиночный танкер водоизмещением около шести тысяч тонн. Часто изменяет курс: идёт зигзагом.

Мы пропускаем его и всплываем сразу за его кормой.

— Приготовиться к артиллерийскому бою!

Быстро осматриваю горизонт и вздрагиваю: на весте, на горизонте растёт лес мачт!

— Конвой! Погружаться!

Мы были на волосок от гибели. Очевидно, что танкер-одиночка был послан вперёд в качестве приманки.

Теперь уже не до танкера, теперь главная цель — конвой!

В течение трёх часов мы маневрируем ему наперерез, пытаясь выйти навстречу. Но всё безнадёжно. Под водой наша скорость слишком мала. Конвой постепенно уходит…

Когда мачты уже исчезают на горизонте, мы всплываем.

Однако! Навстречу нам, высоко вздымая носовой бурун, идёт паровое рыболовное судно.

Мы снова погружаемся и через некоторое время всплываем под перископ.

О, Боже! На этот раз из разрыва облаков прямо на нас вываливается «сандерлэнд»! Мы срочно ныряем, ища защиту на глубине. К счастью, он не обнаруживает нас.

В бессильной ярости я ругаюсь, и слова застревают у меня в горле. Конвой уходит в прошлое…

В наступивших сумерках я обнаруживаю пароход, который медленно и спокойно приближается к нам. Очевидно, отстал от конвоя. Я оцениваю его водоизмещение в шесть тысяч тонн.

На его палубе загружены огромные упаковочные клети, а на баке я отчётливо вижу орудийные стволы. Насчитываю восемь стволов!

Мы оказываемся в удобной позиции и стреляем торпедой.

Попадание прямо в мидель! В перископ видно, как команда спешно высаживается в спасательные шлюпки. Вскоре пароход медленно переворачивается и исчезает в глубине.

Когда мы уходим, то ещё долго видим клети, колыхающиеся на поверхности моря. В промежутках между планками просматривается их содержимое: части самолётов, крылья.

— Напоили водичкой стаю канадских уток, — язвительно замечает Майер.

Нам кажется, что теперь неудача перестанет преследовать нас. Но нет: последующие семь дней мы снова не видим ничего, кроме неба и воды.

Полярная болезнь на борту принимает форму эпидемии. Мы становимся просто невыносимыми друг для друга. Тошнотворное чувство может вызвать уже сам вид того, как кто-то чистит зубы или ест…

И вот, наконец, на седьмой день доклад с мостика:

— На горизонте пароход!

И снова целый конвой! Около тридцати судов, которые вытянулись в тонкую нить вдоль горизонта.

Так как дистанция велика, я позволяю им подойти. Затем мы подвсплываем и описываем дугу, заходя в бортовой сектор. Пока мы занимаем благоприятную позицию, настаёт вечер.

На фоне светлого вечернего неба прекрасно видны тёмные силуэты судов. Я выбираю три самых больших: танкер в двенадцать тысяч тонн, танкер в пять тысяч шестьсот тонн и грузовое судно тоже около семи тысяч тонн.

Наблюдаю в перископ. Первый вахтенный офицер внизу подаёт команды на пуск торпед: первый выстрел — нормально, второй выстрел — нормально, третий!.. третьего выстрела нет.

Внизу глухой говор. Я не прислушиваюсь к нему. Всё моё внимание — выпущенным торпедам. Наконец слышно, как третья торпеда вышла. Но задержка в пуске чревата промахом.

Ура! Есть первое попадание. Это «Кадиллак», танкер. Двенадцатитысячник. Глухой удар взрыва, столб воды, и вслед за этим судно окутывает жёлто-коричневый дым.

Второе попадание! Я не верю своим глазам. Это пароход, в который мы вовсе и не целились: «Грация», водоизмещением семь тысяч тонн.

Вслед за ним подрывается грузовой семитысячник.

Все три торпеды сработали хорошо. Никто не избежит гибели.

Мы отходим, и позади нас уже гремят взрывы глубинных бомб. Я вызываю унтер-офицера, торпедного механика.

— Что случилось, Тевес? — спрашиваю я его. — Почему выстрел запоздал?

Он стоит передо мной, совершенно потерянный:

— Разрешите доложить, господин капитан-лейтенант?.. Я поскользнулся и потому промахнулся рукой и схватил боевую рукоятку аппарата, из которого уже выпустили торпеду.

Я невольно рассмеялся:

— Ну, не совсем же промахнулся. Скорее попал. Твой промах добавил нам около полутора тысяч тонн!

Он смущённо молчит. Затем задаёт вопрос:

— И сколько всего, господин капитан-лейтенант?

— Двадцать четыре тысячи, — отвечаю я.

Мой ответ разносится по лодке молниеносно. Лица светлеют, как небо после долгой дождливой погоды.

Теперь, наконец, судьба становится к нам благосклонной. Через двое суток ночью мы встречаем затемнённый пароход с грузом пшеницы. Две тысячи восемьсот тонн.

Чтобы экономить торпеды, мы предоставляем экипажу судна возможность перейти в спасательные шлюпки, а затем расстреливаем его из орудия…

Мы находимся в отдалённом районе и, выполняя задание по обеспечению других лодок, снабжаем одну из них хлебом, копчёными колбасами и ромом.

Через сутки после этого судьба приводит нас к встрече с двумя судами.

Утром, чуть свет, четырёхтысячник с грузом древесины, который мы топим несколькими артиллерийскими выстрелами под ватерлинию. И в предвечерний час — голландский танкер с дизельным топливом. На его мостике защитный барьер из мешков с песком. Мы даём серию выстрелов из нашего орудия калибром восемьдесят восемь миллиметров прямо по корпусу. Но вместо того, чтобы затонуть, он всё выше поднимается над водой. Вытекающее через разрывы корпуса топливо только облегчает его. Тогда стреляем по машинному отделению. Постепенно он оседает и тонет.