Мой путь в Скапа-Флоу - [13]
— Приготовится на бом-брамселе! Четыре долой!
Топот ног по палубе. Скрип тросовых блоков, звон цепей.
Парусный мастер сидел у нас в кубрике.
— Это на него похоже, — сказал он скорбно, — капитан Хильгендорф так не поступил бы. Видели бы вы, молодые люди, как мы пробивались через шторм у мыса Горн! Не потеряв ни одного паруса!
Никто не ответил. Мы лежали в койках и ждали, когда раздастся команда: «Свободной смене — на верхнюю палубу!».
Она не могла не поступить. И мы со смутной неистовостью ждали её всё это время.
— Недотёпы! — проворчал парусный мастер и вышел; порыв ветра с треском захлопнул за ним дверь.
И снова пронзительный свисток: «Приготовиться убирать бом-брамсель!»
Снова звон цепей, скрип блоков, хлопанье на ветру спускаемых парусов.
И вдруг звук удара, похожий на пушечный выстрел, а вслед за ним — резкий, пронзительный треск.
Я высунулся в иллюминатор. Небо было свинцово-серым. Палуба покрыта пеной перекатывающихся волн, и высоко над нами на ветру, как крылья громадной птицы, трепетали клочки разорванного бом-брамселя.
Теперь убирался крюйс-брамсель.
— Приготовься, на грот вызовут и нас, — сказал Кремер.
И в следующее мгновенье над нашими головами послышались знакомые шаги «Старика»:
— Я полагаю, следует объявить аврал, господин Рудлофф, — донёсся его голос сквозь шум ветра.
Мы повыскакивали из своих коек, не дожидаясь команды Стёвера «Всем наверх!»
Нас поставили на обтяжку тросов и крепление шлюпок. Тонкий силуэт Шлангенгрипера в его мохнатой белой шапке маячил наверху на шканцах.
— Кажется, сейчас станет совсем туго, — услышал я Кремера, — сам пророк спустился из преисподней.
— Свободной вахте, приготовиться на гитовых и горденях[14]!
Мы бросились по местам, вахта правого борта — на правый, вахта левого борта — на левый борт.
«И-и-и, раз!.. И-и-и, раз!.. И-и-и, ещё раз!» — напевно командовал ведущий. И, подчиняясь единому ритму, мы со всей силой налегали на трос, так, что наши ладони горели, а спины взмокли от пота. Грот бился на ветру, как заарканенный зверь. Пока мы его не усмирили, он трещал и хлопал ещё битых полчаса.
Боцман натужно прокричал Виташеку:
— Послушай, Мар, бом-брамсель нужно снова закрепить! Возьми-ка с собой двоих юнг!
Виташек кивнул:
— Прин и Штабс, за мной! — и вмиг очутился на вантах.
Мы полезли вслед за ним. Наверху ветер был ещё крепче. Под его напором гудели мачты, со свистом раскачивались ванты, полоскались и хлопали по телу наши штормовки.
Мы поднялись, каждый на свой рей. Став ногами на перт, медленно перемещались вдоль рея. Судно сильно кренилось на правый борт. Мы висели прямо над водой, на высоте около тридцати метров. На фоне тёмной воды ярко светилась белая пена волн.
Парус едва удавалось усмирить. Порывы ветра следовали один за другим, расправляли его складки, и по нам хлестала мокрая парусина, стремясь сбросить с пертов. Это походило на то, как бьётся, хлопая крыльями, гусь, схваченный за шею.
Я слышу крик Штабса. Ударом паруса его всё же сбросило с перта, и он повис на рее, беспомощно болтая ногами в воздухе.
В два броска Виташек оказался рядом с ним, ухватил за ворот и снова поставил на перт. Затем он отправил Штабса назад, на салинг[15], а парус закрепили мы уже вдвоём.
В семь часов стемнело. Казалось, шторм только и ждал наступления ночи. Тяжёлые волны, одна за другой, захлёстывали палубу, разбивались на ней и мощными потоками воды скатывались назад, срывая на своём пути всё, что даже было намертво закреплено. Все вахтенные поднялись на шканцы, потому что на верхней палубе удержаться было невозможно.
Об отдыхе не приходилось и мечтать. Капитан раз за разом заставлял нас подниматься по вантам. При каждой смене галса нужно было убирать одни паруса и ставить другие. Однако утром мы оказались от Корка на восемь миль дальше, чем были накануне вечером. Вины Шлангенгрипера в этом не было. Он делал всё необходимое, что в его положении должен делать капитан. Штормовая погода оказалась сильнее…
Весь следующий день мы галсировали между мысами Хук-Пойнт и Ипел-Хэд. Штормовой ветер с зюйда не прекращался. Мы вымокли с ног до головы и, измождённые, передвигались по реям медленно, как осенние мухи.
В десять часов вечера Шлангенгрипер созвал помощников на совещание. Было принято решение следовать в Дублин — порт-убежище.
Мы подняли кливер и шли всю ночь, наутро подойдя к Дублину. Здесь была такая же погода. Низкие облака несли с собой дождевой шлейф, всё терялось во влажном мареве, а шторм не слабел. В одиннадцать утра мы увидели длинный ряд вех, которые ограждали вход в гавань. Они выглядели как тополиная аллея в туманное утро.
Мы искали силуэт плавмаяка. Но не было видно ни его, ни буёв.
И всё же наступил момент, когда впередсмотрящий крикнул:
— Справа по борту силуэт буя!
Со шканцев тут же раздалась громкая команда вахтенного помощника.
— Совсем рядом с бортом!
Шлангенгрипер с криком «Отдать якорь! Мель!» в два прыжка оказался на палубе рядом с «синагогой».
В следующий миг раздался глухой удар… Судно задрожало всем корпусом. «Старик» прорычал в дверь кубрика:
