Теплым тихим вечером они ехали в машине по дороге, которой здесь не было полтора года назад, вдоль шуршащей пшеницы, которая никогда не росла тут, обгоняя машины, шума которых степь не слышала.
Лицо Матвея Ивановича и моложавая физиономия Габита Нурманова были опалены солнцем и ветрами. Они сильно похудели от множества почти бессонных ночей, от тысяч дел. Ветерок играл с упрямым клоком волос, падавшим на загоревший лоб Андрюшки.
Хорошо ему было здесь! Рядом Матвей Иванович, которого он очень любил. Андрюшке не хотелось думать о том, что он должен будет уехать отсюда к началу учебного года, туда, где жила его мать. Она работала учительницей далеко отсюда. Андрюшка успел подружиться со всеми ребятами. А Тентекбай, ставший самым близким его приятелем, менялся на глазах у всех. От дурных привычек его постепенно отучал Андрюшка.
Да и положение председателя совета отряда ко многому обязывало Тентекбая.
И Соня по-прежнему ничего не спускала ему.
Обо всем этом думал Андрюшка, сидя рядом с Матвеем Ивановичем, и краем уха слушал его разговор с партийным секретарем.
Говорили они… Да о чем они могли говорить, кроме уборки урожая! Еще раз проверяли, все ли готово в бригадах, на токах, в складах, достаточно ли машин, бензина, воды и еды для тысячной армии тех, кто будет работать на этих полях… И всем ли коммунистам и комсомольцам сказано, что они в предстоящей битве за урожай должны показать пример прочим.
А Андрюшка думал, как все это интересно и ново. Ведь в колхозе, где он познакомился с Матвеем Ивановичем, было совсем иначе. Да и таких необъятных далей, такого моря пшеницы Андрюшка не видел там.
И так-то не хотелось ему уезжать отсюда! Пошел бы он осенью в школу с Карсыбеком, Соней и Тентекбаем, приехала бы сюда мама!
И тут же решил написать матери письмо, все в нем рассказать и попросить ее, очень попросить переехать сюда.
Было темно, когда Матвей Иванович и его спутники оказались в третьей бригаде. Здесь их встретила Марьям. Три ее бригады раньше других посеяли пшеницу, а теперь начнут раньше всех убирать ее. И она отрапортовала Матвею Ивановичу и Габиту Нурманову о полной боевой готовности бригад к уборке.
— Ждем вашей команды!
Партийный секретарь подергал усы и сказал:
— Посмотрим.
Почти всю ночь Марьям, Матвей Иванович и Габит Нурманов, оставив Андрюшку в третьей бригаде, ездили по другим бригадам и разговаривали с комбайнерами, не отходившими от своих машин.
А утром, когда солнце высушило росу, началось…
6
И то была действительно битва, но только не с врагом, а за каждый день, за каждый час и за каждый колос.
Природа, такая жестокая в тех краях, как бы смягчила свой суровый нрав при виде того, что она создала в содружестве с людьми.
И склонилась перед волей человека.
Ни дождей, ни ветров. Синее бездонное небо с зари утренней и до вечерней, пылающее всеми красками, какие только можно вообразить. Теплые ночи от захода солнца и до его восхода, когда на востоке разливалось розовато-сиреневое сияние, предвещавшее ясный день.
С утра до вечера одно и то же: тысячи гектаров скошенной и обмолоченной пшеницы, новые рекорды комбайнеров каждый день, и еще и еще десятки тысяч пудов зерна, тяжелого, полновесного на токах и в машинах, мчавшихся в облаках пыли к элеваторам и хлебным хранилищам Степного разъезда.
Уж тут работали, не считая часов. Уж тут каждому хватало дел — и взрослым и ребячьей команде. И Андрюшка не отставал от своих приятелей.
Конечно, ребята не только колосья подбирали. Некоторые носили для поварих воду из речки, чистили картошку, разжигали печки, убирали на бригадных станах мусор. Другие помогали тем, кто трудился на токах: сгребали зерно, расчищали ток, охраняли скирды пшеницы. Третьи бегали с поручениями комбайнеров и трактористов.
Соня занималась маленькими детьми — играла с ними, а другие девочки вместе со взрослыми убирали вагончики и палатки.
Карсыбек пристроился к одному комбайнеру и делал все, о чем его просили.
Тентекбай все время был рядом с Мишей Беляновичем и бегал туда, куда тот его посылал.
Андрюшка тоже не сидел без дела. Его взяла к себе помощником девушка, которой было поручено вести учет зерна на большом току.
Надо было принести камыша для костра… Кому поручить? Ребятам, конечно. Не очень это трудная работа. Надо поехать на центральную усадьбу и передать записку Матвею Ивановичу. Посылали либо Карсыбека, либо кого-нибудь из дружины…
Да всего не пересчитаешь!
Попотели ребятишки в то лето, что и говорить!
Даже Омар и тот старался сделать хоть что-нибудь. Но больше мешал всем.
И все трудились не жалея сил, забывая часто о сне и еде, превозмогая трудности, лишения, нехватки того и другого, усталость.
«Возьмем с казахской целины миллиард пудов!» — взывали к людям лозунги с красных полотнищ, вывешенных на телефонных столбах, на стенах складов, на токах, на каждом доме новоселов, на зеленом полотне палаток.
И всякий работал, зная, что он один из участников великого дела и оно никогда не забудется людьми Страны Советов.
Стрекотали комбайны, бесшумно работали зерноочистительные машины, грузовики подвозили на тока всё новые и новые сотни тысяч пудов хлеба… Горы пшеницы возвышались и росли с каждым днем. И вот пронеслась весть:
