Немалая гора оказалась на плечах Миши Беляновича. Да и плечи у него были не слишком широкие. Но крепкие. И он всюду успевал и всё без криков и скандалов улаживал. Как же он делал это? Очень просто: уже через месяц Миша знал почти каждого комсомольца. Он умел глубоко забираться в человеческую душу. Конечно, это только кажется простым делом. Недаром говорится: «Чужая душа — потемки». Для Миши каждая душа была как на ладони.
Все любили его. Потому что Миша ценил смелых и презирал лентяев и склочников. А уж расправляться с ними умел, как никто!
Командой Карсыбека Миша занимался особенно прилежно. Он понял, что ребята тоже очень дельные его помощники, и посылал их туда, где срочно требовалась подмога. И не забывал вовремя накормить ребят, позаниматься с ними, рассказать какую-нибудь смешную историю. А за успешное выполнение задания катал отличившихся на своем мотоцикле; целинники назвали мотоцикл Миши «красным дьяволом».
Ребятишек расхватывали наперебой.
Соня оказалась мастерицей убаюкивать самых капризных маленьких целинников. Другая девочка из команды — уж не помню ее имени — помогала поварихе. Еще одна девочка умела шить.
Даже лентяй Омар и тот получил «нагрузку» — он играл с малышами.
Карсыбек и наиболее сильные из его команды таскали в склады все, что привозили за день машины, курсировавшие между центральной усадьбой и разъездом, выполняли разные мелкие поручения Миши.
К ночи ребята возвращались домой на чем попало, могли спать где попало, лишь бы лечь и закрыть глаза, чтобы завтра начать все сначала. Матери и отцы, зная, где бывают их дети, гордились ими.
И каждый день Карсыбек поглядывал на тот кол, который Матвей Иванович назвал школой.
Но пока он стоял на своем месте. Правда, теперь было довольно трудно разыскать его среди палаток и вагончиков, где жили и трудились сотни людей, приехавших в «Тихий Угол».
Исчез пока один кол — там, где должна быть контора совхоза. На том месте стоял большой дом. Да ведь и нужен он был позарез! Не мог же Матвей Иванович и его штаб работать в тесной палатке, куда иной раз набивалось столько народу, что яблоку негде упасть.
Нашлись среди новоселов понимающие в строительстве. К ним присоединили тех, кто у себя на родине работал поварами, трактористами, ткачами или ткачихами, просто маменькиных сынков (многие из этих избалованных стиляг тут же сбежали с целины, и о них не жалели — нет!); обучали их недели две. А через месяц там, где стоял первый кол, вбитый Матвеем Ивановичем, вырос длинный-предлинный дом со множеством комнат. Построили его бывшие повара и ткачихи.
В этот дом к Первомаю перешел из палатки штаб совхоза. Здесь же были кабинет секретаря парторганизации Габита Нурманова, комната бухгалтера, телефонная станция и радиостанция, библиотека.
Левое крыло дома отдали тем, кто приехал на целину с маленькими детьми. Въезжали они в дом в канун Первомая, и уж тут радости не было конца!
Первомай отпраздновали так же весело, как праздновала его вся страна.
Карсыбек видел в книжках Сони картинки, изображавшие первомайский праздник в Москве. Конечно, там на демонстрации народу было побольше. Но Карсыбек в жизни не видел такого множества людей, которые со знаменами и плакатами, под звуки пионерских труб, под грохот барабанов проходили перед крыльцом конторы совхоза, где стояли Матвей Иванович и его ближайшие помощники.
Карсыбек был поражен великолепием этого зрелища.
Он во главе своей команды тоже прошел мимо крыльца. Родители ради такого дня приодели своих ребят, и они шли, горделиво посматривая вокруг.
Матвей Иванович весело улыбнулся Карсыбеку и начал хлопать ладонями, приветствуя команду. Его примеру последовали остальные.
То-то сиял Карсыбек! А Соня, чьи волосы так и золотились на солнце, порозовела от радости.
И тут всех удивил этот увалень Омар. Он вдруг пропищал:
— Да здравствуют все!
Его писк услышали на крыльце и долго смеялись.
Да, праздник прошел весело, и погода стояла на редкость теплая и безветренная. До поздней ночи шло гулянье. Танцевали между палатками, а в палатках пировали целыми семьями… Особенно весело было в первом жилом доме. Еще бы! Ведь люди получили комнаты, настоящие комнаты, с крышей, полами, дверьми и окнами, подумать только!
В палатке-то не так уютно и тепло. В палатке с детьми очень трудно. И тесно. А здесь… И первые жильцы первого целинного дома веселились напропалую.
Конечно, немало горя хлебнули покорители целины. Холод проникал в щели палаток и землянок, не тотчас, как уже было сказано, было все налажено с едой и прочими удобствами, необходимыми для человека, часто не хватало того или другого… Можно написать целую главу о трудностях, с которыми встретились целинники на первых порах… Но ведь когда молодежь ехала в эти степи, ее предупредили, что она отправляется в места почти необжитые, где ее ждет немало всяких лишений, и надо будет проявить твердость характера, терпение и выдержку… Новоселам сказали, что, конечно, не весь век они будут жить в палатках и вагончиках, не всегда питаться кое-как; со временем все наладится и начнется нормальная жизнь… Короче, они ехали как бы на фронт, то есть на фронт мирного труда. А на фронте, сами знаете, об удобствах говорить не приходится.
