Мой отец, его свинья и я - [22]

Когда на следующий вечер у меня заныл верхний правый коренной зуб, я перешагнула через себя и позвонила ей.

— Вы откликнулись на моё объявление, — сказала я.

— Да, — сказала она.

Мы условились встретиться на следующий вечер. У меня.

Вечером в дверь позвонили — с опозданием на полчаса. Я нажала на кнопку домофона. Пока она преодолевала четыре этажа до моей квартиры, я представляла, как скажу ей: «Необязательных наёмных работников я не могу себе позволить!» — и при этом посмотрю на неё строго, но всё же снисходительно, как Урсула Глас[5] в роли женщины, которая твёрдо стоит на ногах.

Пыхтение на лестнице становилось всё громче.

— Пятый этаж без лифта, ну и ну, — она поднялась.

— Мне очень жаль, да, эти старые дома…

— Ладно, ничего, — она вошла.

Мы сели за кухонный стол, я предложила ей кофе.

— Так поздно я кофе не пью, — сказала она.

Колы она тоже не хотела, воды тоже, а чаю у меня не было. Мне не оставалось ничего другого, как сесть с ней за пустой стол; пить одной мне казалось невежливым. Поверх кофейной чашки можно было бы на неё и посмотреть, а без чашки я не решалась поднять глаза. Чтобы она не чувствовала себя под прицелом.

— Итак, какие условия? — спросила она.

Я взглянула на неё:

— Условия?

У неё были тёмные волосы до плеч, одета она была в зелёную рубашку с большим воротником.

— Да, как тут всё будет обстоять?

— Полный пансион, — сказала я, а за это ей придётся время от времени заглядывать в мой рот.

— Договорились, — сказала она. — Я принимаю ваше предложение.

Предложение? Что я могла ответить?

— Договорились, — тоже сказала я.

Через три дня она переехала ко мне. Я освободила для неё мою спальню, спать я могла и в кабинете. Она тоже так считала. После ужина я спросила её, не хочет ли она заглянуть мне в рот, просто для общего ознакомления.

— Ну, хорошо, — она вытянула ко мне шею.

Я раскрыла рот.

— Вы когда-нибудь проходили курс ортодонтического лечения? — спросила она.

— Но это же видно, — сказала я.

— Значит, не видно, — сказала она.

Мы молча посидели за столом, и она спросила, не страдаю ли я из-за моих кривых зубов.

— Э-э, нет, — сказала я.

— Значит, да, — сказала она.

Лишь несколько дней спустя я вдруг сообразила, что совсем ничего о ней не знаю. Фамилия у неё была Фрауке, это было написано ещё в её письме, а по имени мы друг к другу не обращались. Но она хотя бы не блондинка, думала я, и производит впечатление знающей дело. Когда вечером после ужина я почувствовала лёгкую тянущую боль слева вверху, я постучалась к ней.

— Да! — послышалось изнутри.

Я вошла. Она захлопнула книгу и положила её поверх высокой стопки бумаг.

— В чём дело?

Я остановилась в дверях.

— У меня тут так тянет… — я приложила ладонь к левой щеке.

— И что? — спросила она.

— Я хотела, чтобы вы посмотрели.

— Нет, — сказала она.

— Нет? — я посмотрела на неё.

— Нет. Вам надо научиться преодолевать ваши страхи, — она отвернулась к письменному столу и снова раскрыла свою книгу.

Я ушла на кухню. Это, думала я, саботаж. Мне следовало бы вышвырнуть её. Но я не отважилась.

Вскоре после этого в квартиру принесли большую яркую картонную коробку. Из-за неё выглядывала Фрауке.

— Это, — сказала она, — доктор Зуб. — Она открыла коробку и извлекла из неё розовую пластиковую голову. — У доктора Зуба вообще нет зубов, — сказала она и открыла его рот. И действительно, в его челюстях были только дырки. — Зубы для него мы сделаем из пластика и вставим ему, — она радостно улыбнулась мне.

— И потом можно их снова вынуть? — спросила я.

— Если захотите.

Я рассмотрела голову. На ней был белый венчик волос, а посередине — розовая пластиковая лысина.

— Ну, хорошо, — сказала я.

Сперва мы лепили из пластика зубы: она — зелёные, я — синие. Через четверть часа я заполнила половину челюсти. Она за это время вылепила коренной зуб. Она разглаживала бока зелёного зуба, пока они не стали совсем гладкими. Затем она очень осторожно вставила его. Он выглядел великолепно.

— Я больше не хочу с этим возиться, — сказала я и ушла.

На другое утро доктор Зуб по-прежнему стоял на кухонном столе, челюсти его были целиком заполнены — частью зелёными, частью синими зубами. Зелёные образовали великолепный ряд, плотно стоя плечом к плечу Синие же, напротив, торчали вкривь и вкось. Я отнесла доктора Зуба в подвал. Детская игра, думала я.

— Куда девался доктор Зуб? — спросила Фрауке за завтраком.

— Ушёл к стоматологу, — сказала я.

Когда после обеда я вернулась из университета, я ещё снизу увидела, что в кухонном окне что-то висит — большое и белое. Похоже на зуб, подумала я, поднимаясь по лестнице, — должно быть, скоро зубы будут мерещиться мне всюду.

Это был зуб. Надувной пластиковый зуб с противной улыбкой на роже, как в окне моего зубного врача. Я смотрела на зуб. Надо немедленно присесть, подумала я и вытянула из-под стола табуретку. До сих пор у меня были синие табуретки. Эта оказалась белой. Я пригляделась к ней. Это был зуб. Вокруг моего кухонного стола стояли четыре белых пластиковых табуретки в форме зуба. Я бросилась в мою комнату.

В изнеможении я присела к письменному столу. Что позволяет себе эта женщина? — думала я. Тут мой взгляд упал на нечто, чего прежде на моём письменном столе не водилось. То был белый керамический зуб с четырьмя дырками сверху, в которых торчали мои шариковые ручки. Я взяла зуб и отправилась к Фрауке.