Мой мир: рассказы и письма художницы - [22]

Шрифт
Интервал

Иду я с буханкой, а за мной увязались две большие знакомые собаки, вечно голодные. Я дала им хлебца. По дороге я так по кусочку им всю буханку и скормила.

На улице было морозно, шёл снег. Собаки улеглись на снегу возле моего дома, не уходят. Я позвала их погреться, и они боязливо вошли в дом.

Сижу я перед открытой дверцей печки, подкладываю дрова, любуюсь огнём. Трепетные отблески пламени оживили картинку, висящую на стене. Розовые птицы фламинго, стоящие на одной ноге, отражались в воде. Они как будто ожили, задвигались. Собаки лежат рядом с моей скамеечкой у печки. Они освоились, рады, что их пригрели. Нам хорошо вместе…

Но что это? Какой-то странный шум на улице: как будто бегут потоки воды. Выхожу посмотреть. Так и есть. С крыши текут потоки воды, снег тает… Ужас: верх дома – горит! Пока небольшой участок. Бегу к соседу. Стучу в окно с такой силой, что разбиваю стекло. Кричу: «Иван! Пожар!» Сосед, видимо, пьяный, бормочет невнятно: «Пожар, пожар, какой-то пожар…» А я-то надеялась, что он поможет затушить, тогда ещё было можно… Хотела бежать к другим соседям, но вдруг вспомнила, что в доме остался чужой паспорт. Гляжу: Иван выбегает из дома и бежит звонить по телефону. Видно, протрезвел.

Нужно идти в дом за паспортом, пока ещё можно пройти. Открываю дверь в комнату. А там – всё, как было, никаких признаков пожара нет. Домик мой живёт себе потихонечку своей обычной вечерней жизнью. На плитке мирно закипает чайник. Настольная лампа освещает угол откинутого пододеяльника. На столике возле кровати лежит раскрытая книга: Евангелие от Матфея с комментариями.

А по радио звучит чарующая музыка. Это – тема Орфея из оперы Глюка…

Я села на стул и ничего не соображаю. Время остановилось. Зачем я пришла? Не помню. Мне кажется, что я сижу здесь целую вечность. А это – какие-то минуты… Проживаю последние минуты вместе с моей избушкой. Как они мне дороги! У нас так уютно, мирно. На стене розовые фламинго по-прежнему стоят на одной ноге и отражаются в воде… Неужели этого больше не будет, всё умрёт? А как же я? Как мне жить, раз умрёт мой мир? Нет, нет, сейчас приедет пожарка, она поможет, спасёт…

А вдруг сейчас рухнет потолок? Нужно уходить, взять себя в руки… Большим усилием воли отрываюсь, иду. Вот чужой паспорт. Иду! Мимо сапог, мимо шубы – иду в одной кофте и в дырявых домашних валенках. Беру почему-то сумку с овсом. Это от кашля. Очень нужная вещь…

На мосту – страшно. Там бешено крутится розовый дым. Ни продохнуть, ни пройти. Теряя сознание от удушья, огромным усилием воли делаю эти несколько последних шагов…

И вот я вышла из своего дома, вышла окончательно, насовсем, навсегда…

Дошла до столба у дороги. Без него мне не выстоять. Собаки тут же подошли, тесным кольцом окружили меня, прижались, греют. Холода не чувствую. Не чувствую ничего. Что это? Сон или сцена в театре?

Большая чёрная толпа. Они воздевают кверху руки. Кто-то воет или плачет… Или это всё мне кажется?

Мужики оттаскивают дрова, чтобы огонь не перекинулся на соседей. Ветра нет. Избушка горит ровно, как свеча. Я смотрю, как красиво она горит. Кощунство так говорить. Но это так и было.

Стою, пригвождённая к столбу, бесчувственная, остолбенелая. Стою и смотрю. Брат Огонь, что же это? За что или для чего? Позже я, может быть, пойму это…

Наконец приехала пожарка, да что толку? Она и не думала тушить избушку, просто не давала распространиться огню.

Два дня кротко горела моя избушка. Всё горела и горела тихо и ровно, как свеча. Никто ей так и не помог…


Ночью я оказалась у соседей. Лежу и смотрю на белую штору окна. А за ней – всполохи: свет-тень, свет-тень… Так вот он – мой сон! Я говорю соседке: «Катя, а ведь на всё – воля Божия». Катя мне отвечает: «Я и сама о том же думаю». И сразу же на душе становится легче: значит, так надо. Позже я пойму…

А сейчас – я просто по-детски верю: «Бог дал – Бог взял. Да будет благословенна Светлая воля Его!»

Коза Белка

Я подружилась с этой козой в тот год, когда сосед попросил меня подоить её. Доить я тогда не умела, пришлось научиться – больше доить было некому.

Белка была коза с норовом. Хотела – давала доиться, хотела – не давалась. Она любила в конце дойки небрежно махнуть ногой и опрокинуть ведёрко или встать в него ногой. Вот так я с ней мучилась. Я всегда носила в кармане угощение для Белки. Поэтому она, завидев меня издалека, летела ко мне со всех ног.

Коза Белка. Погост Старый Никола. 2009. Фото Ирмы Филипповой


В доме её хозяина был круглосуточно включён телевизор. Белка, как истинная женщина, одобряла только сериалы. Особенно «Санта-Барбару». Бывало, вечером ищут Белку. Куда она делась? Только что была, и нет её. Хозяин возвращается домой и вспоминает: «Ведь уже настало время “Санта-Барбары!”» Белка уже лежит посредине комнаты и наслаждается любимым зрелищем.

У Белки были любимые лакомства. Например, она любила пуговицы. Предпочитала импортного производства. Как-то во время разговора двух рассеянных приятельниц она объела часть пуговиц на плаще одной из них. А через несколько лет она доела остальное при таких же обстоятельствах.

Наша Белка была благочестивой козой. Помню, был такой случай. В нашем деревенском храме идёт Всенощная. В храме нас трое: Батюшка, алтарница Мария и я на клиросе. Наступает торжественный момент. Готовлюсь петь «Песнь Богородицы». Стараюсь соответственно настроиться. Батюшка в это время обходит храм с кадилом. Но на этот раз он почему-то медлит, стоит на солее. Я оборачиваюсь. Посередине храма стоит Белка. Она возвела свои большие водянистые глаза горе, ввысь. Она вся замерла в молитвенном экстазе. Стоит себе тихо, никому не мешает. Батюшка кричит алтарнице: «Мария!» Прибегает Мария, хватает веник, смело кидается на Белку. Белке это не нравится. Она встаёт на дыбы, выставляет на веник рога. Коза белая, алтарница вся в чёрном. Между ними золотой веник. Веник побеждает. Коза изгнана. Эта сцена в другое время показалась бы нам смешной. Но нам нельзя расслабляться. Служба продолжается.


Рекомендуем почитать
Максимилиан Волошин, или Себя забывший бог

Неразгаданный сфинкс Серебряного века Максимилиан Волошин — поэт, художник, антропософ, масон, хозяин знаменитого Дома Поэта, поэтический летописец русской усобицы, миротворец белых и красных — по сей день возбуждает живой интерес и вызывает споры. Разрешить если не все, то многие из них поможет это первое объёмное жизнеописание поэта, включающее и всесторонний анализ его лучших творений. Всем своим творчеством Волошин пытался дать ответы на «проклятые» русские вопросы, и эти ответы не устроили ни белую, ни красную сторону.


Вышки в степи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всем спасибо

Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.


Троцкий. Характеристика (По личным воспоминаниям)

Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.