Мой мир: рассказы и письма художницы - [23]
А всё-таки Белка была благочестивой козой! Она в дальнейшем не раз приходила к нам на Всенощную. Тихо стояла и слушала. Но, увы, козам это не положено. Её все равно выгоняли. А ведь может и о нашей Белке было сказано: «Всякое дыхание да хвалит Господа!»
Акварель
Сегодня один из тех двух-трёх дней в году, когда делается, наконец, заметно, что природа оживает. Ещё только чуть-чуть начинают «ореолить» голые деревья, кусты, одеваясь в дымчатые одежды розовато-зеленоватые по цвету. Зеленеет земля. Только акварель может передать такую тонкость, такую нежность. Помню, художник Борис Свешников говорил, что всегда уезжает в эти дни на природу писать акварели…
А я подумала, можно ли написать акварель словами? Хочу попытаться… В честь весны!
Итак, начинаю писать.
Сверху небо. Оно займёт, пожалуй, две трети всей композиции. Композиция зависит от рамы окна, через которое смотрю на пейзаж. Окно высокое, вся композиция поэтому вытянута ввысь. Но продолжаю писать. Итак, небо. Оно дымчатое, светлое, сияющее. Цвет неуловим. Что-то вроде перламутра. Ниже полоса дальнего леса. Смотрится обобщённо. Местами группы берёз. Они чуть заметно «ореолят», смягчая общую тональность леса. Пред лесом полоска поля, мягко вписанная в пейзаж. Она ещё золотистая пока. Неожиданно появилось солнышко. Оно слегка проявилось сквозь дымку неба. Весь пейзаж сразу как бы задышал, задымился изнутри тёплым светом.
Река. Её не видно, она обозначена только лишь горизонтальной полосой красноватых прибрежных кустов. Справа группа высоких старых берёз. Они прекрасны и торжественны, как пасхальные свечи. Стоят и красуются в своём лёгком прозрачном наряде…
А я вспоминаю, сколько раз я приходила к ним, общалась с ними, собирала у их ног красноголовые грибы, просто гуляла, о чём-то размышляя… Не подозревала я тогда, что буду вспоминать это время с таким счастьем… Но вернёмся к пейзажу.
Перед берёзами поле. В моём пейзаже это самое насыщенное по цвету пятно. Хоть и неяркое пока. Молодая зелёная травка! Вот бы сейчас походить по ней, вдохнуть её аромат!
Вот мы и подошли уже к моему забору. Он кривенький, но такой привычный, родной. Потемневшие, заострённые кверху старые доски. Над этим забором трудился сосед Гоша. Он всё делал с любовью, добросовестно. Жаль, умер, бедняга, этой весной. Гангрена ног.
Перед забором у меня растёт куст белых роз. Он разросся, стал выше забора. Давно уже я его посадила, принесла маленький отросточек. И вот теперь все годы он меня радует: цветёт, благоухает.
А летом в нём живут птички, вьют свои гнёзда. Не соловьи ли? Слышу их иногда где-то неподалёку.
Но что это? На зелёном поле появилось вдруг ослепительно-белое пятно. Вот оно сдвинулось с места, выставило сероватое крыло, полетело. Это птица, конечно. Большая чайка. Их тут много бывает летом. Но эта первая мною увиденная в этом году. Для чаек наше поле – всё равно что море. Также они кружатся над ним. Только кормятся они здесь не рыбой, а мышками, бедняги. Рыбы-то в реке стало мало: всю выловил человек. Глушат её, ставят сети. Даже во время нереста, что запрещено.
Ну вот. В общих чертах пейзаж готов. А получилось ли, не мне судить. В детстве мы не стыдились писать с натуры. Не будем стыдиться и теперь. «Ничтоже сумняшеся»… Пусть останется на память, как вышло…
Май 2007
Про Фомку и Тусю
Иной раз гонишь от себя грустные мысли, а они – тут как тут. Вот поневоле и запишешь что-нибудь такое. Говорю себе: про Фомку писать ещё рано. А оно всё равно рвётся наружу.
Вспоминается раннее летнее утро. Кругом – такая красота. Живописной лесной дорогой (свет-тень, свет-тень) мы с Фомкой дружной парой идём в «лабаз». Я шагаю по мокрой утренней траве. Впереди меня, строго соблюдая дистанцию (два шага), маячит шустрая беленькая фигурка. Розовый язычок высунут, она часто дышит от усердия. Ведь она идёт служить хозяйке: сторожить сумку на колёсах.
Все прохожие – наши знакомцы. И никто нас уже не представляет по отдельности. Мы – неразлучны. А дома остался бедный запертый Туся. Его мы с собой не берём: он большой и непредсказуемый, может напугать, погнаться за кем-нибудь. Когда я собираюсь уходить, он знает, что его не возьмут. Он печально и без всякой надежды глядит на меня. Зато Фомка – уже у входной двери, упёрлась чёрным носиком в дверь, ждёт. Как радостны были эти походы, и сколько их было за эти годы! И сколько красоты было вокруг нас, мы пили её, вбирали в себя, растворялись в ней! Это неповторимо. Незаслуженное счастье.
У магазина оставляю сумку и говорю Фомке: «Сторожи». Она садится рядом с сумкой и облаивает всех прохожих.
Наталья Касаткина и Туська. Погост Старый Никола. Ок. 2000.
Фото Ирмы Филипповой
Однажды я насобирала по дороге целый пакет сыроежек, которые здесь мало кто берёт. Положила этот пакет на выступ под окном булочной и вошла внутрь магазина. Пока беру хлеб, слышу яростный лай Фомки. Выхожу, а там народ собрался и все смеются. Оказывается, пакет сдуло ветром, и грибы рассыпались перед входом в магазин. Фомка бегает вокруг и никому не даёт пройти к магазину, боясь, что украдут её «поганки». Она у нас была прирождённым сторожем, хранитель нашего «добра».
