Мой мир: рассказы и письма художницы - [11]

Пришло лето и выяснилось, что я выросла из всего и носить мне совсем нечего. Тут бабушка призадумалась. Потом сняла со стены карту и посмотрела, на что она наклеена. Потом отмочила и отстирала нашу карту путешествий. В итоге её трудов получилась тоненькая ткань – белая в чёрную крапинку. И вышло платье с оборками, я очень его любила. Ведь в нём были и воспоминание о путешествиях, о дедушке, и любовь моей голубоглазой бабушки.

«Мы длинной вереницей идём за Синей птицей»

Мир – только сон…

А я-то думал – явь,

Я думал – это жизнь.

А это – снится!

Японская поэзия

Голод. Война. А мы идём в театр! Наша соседка, Елизавета Сергеевна Телешева, была режиссёром МХАТа. Она, добрая душа, не раз снабжала нас, дворовых ребятишек, в то суровое время пропусками на знаменитый детский спектакль, поставленный Станиславским, – на «Синюю птицу».

Праздник начинался уже с того момента, как я приносила домой пропуск. Когда я принесла его в первый раз, бабушка в спешке начала перешивать мне мамино платье (шёлковое, белое в синий горошек). Обычное платье, сшитое из географических карт, для театра не годилось. Вот только беда: туфель не было. Старые детские, на шнуровке, были малы. А те туфли, которые мама купила за 3 рубля у соседки, были с облезлыми носами. Зато была сумочка, а в ней – бинокль, платочек и немножко денег на газировку, если там будет.

Открытки со сценами из спектакля К. Станиславского «Синяя птица».

Художник – В. Егоров. Фотоателье К. Фишера. Москва. 1912

И вот мы в театре! Мы уже не просто мальчишки и девчонки, мы – зрители!

Я смотрю во все глаза. Прислушиваюсь, о чём говорят Титиль и Митиль на полутёмной сцене. Слежу с трепетом за всем, что происходит. И вот начинается самая любимая моя сцена (уж не знаю, почему) – у дедушки и бабушки в Стране Воспоминаний, то есть в загробном мире. Там всё другое. Таинственный жёлтый свет манит и в то же время внушает священный ужас. Я понимаю, сто старики уже умерли, но снова разговаривают, я боюсь на них смотреть, а глаза не могут оторваться. У меня замирает сердце от страха.

Самые любимые персонажи – конечно же, Хлеб и Сахар. Хлеб так аппетитно отрезает от своего живота большие ломти! Начинает сосать под ложечкой. Вот бы попробовать! А когда сахар отламывает от своих пальцев куски леденцов, во рту делается сладко. Я прекрасно понимала, что все эти чудеса будут повторяться в каждом спектакле изо дня в день. И всё-таки каждый раз свято верила, что всё происходит на самом деле. И каждый раз смотрела на сцену как впервые: ахала, ужасалась, радовалась, сочувствовала….

Театр, эта волшебная страна, как хорошо жить в ней, забыть про бомбёжки, очереди за хлебом…

А ночью спектакль всё ещё длится. Сон это или явь? Длинная вереница теней, взявшись за руки, куда-то идёт и идёт… И до утра слышен их внятный шёпот: «Мы длинной вереницей идём за Синей птицей!» Идём вперёд за мечтой, которая никогда не сбывается….

Но без этой мечты нельзя было бы жить!

Первые огороды

При Доме Герцена (что на Тверском бульваре) есть старый сад. Есть легенда о том, что младенца-Герцена вывезли в сад в колясочке во время пожара 1812-го года.

Старый сад – это сад и моего детства, юности. Там мы играли, бегали. На лавочке я любила читать книги. А позже мы, молодёжь, пели там песни, объяснялись в любви, просто гуляли. Все деревья были родные. Весной там пели соловьи, хорошо было!..

Весной 42 года жильцы нашего дома раскопали землю в саду и посадили овощи. Нам тоже досталась маленькая грядочка, и мы там посадили лук, салат и укроп. Но всё росло медленно из-за тени. А одни наши соседи вскопали две грядки на бывшей теннисной площадке. Там был чистый песок, зато много солнца. И вот там всё отлично росло. На одной грядке они посадили овощи, а на другой цветы ночной фиалки матиолы. Это были маленькие, невзрачные цветки, очень душистые. Весь воздух кругом был напоён этими фиалками. Как же это радовало и утешало в то страшное время!

Говорят, в Коране написано: «Если у тебя две деньги, то на одну купи хлеба, а на другую – анемон». Здорово, правда?

Бездетный налог

В 43-м году мама устроила меня на работу ради рабочей карточки. Тогда принимали детей на работу только с 12-ти лет. А мне было ещё 11. Пришлось соврать, что мне уже 12.

На фабрике «Ширпотреб» были нужны мотальщицы ниток, вот я и стала мотальщицей. Работа несложная: перематываешь себе нитки с бобин – на клубки и пасмы (для окраски). Правда, норма была большая. Но я справлялась играючи. Мне помогали дети во дворе. Кто-нибудь брал бобину и убегал вперёд, разматывая нитку. А я догоняла беглеца, уменьшая расстояние, сматывая нитку на клубок. Мама тоже помогала, когда могла. Она вязала кофты для этой же фабрики.

Денег мотальщицам платили мало. Но однажды заплатили совсем мало: какие-то «смешные» копейки. Мама пошла в бухгалтерию выяснять. Оказывается, зарплату «съели» заём и налоги. Бухгалтерия начала перечислять налоги. Когда она дошла до слова «бездетный», мама возмутилась: «Побойтесь Бога, какой же бездетный налог, она же – девочка!» – «Ничего не знаю, – ответила бухгалтерша, – для всех один закон!»