Мой любимый крестоносец. Дочь короля - [26]
Про себя я решил, что женщина, сумевшая ужиться с моим отцом и женить на себе юношу на семь лет моложе, — не иначе как хитрая бестия. И мне не так-то легко будет её уломать.
Мы встретились, когда я на другой день прибыл в бург Незерби. Конечно, саксонский бург не мог произвести впечатление на человека, который видел каменные громады Моавского Крака, Сафарда и Крак де Монреаль[19]. И всё же Незерби выглядел внушительно. Усадьбу окружал двойной частокол из заострённых брёвен, а ворота охраняла бревенчатая дозорная вышка. Далее виднелись крытые тростником кровли с вырезанными ещё по датскому обычаю головами драконов на стыках. Усадьба Незерби была замечательна не своей архитектурой, а размерами. Частоколы охватывали значительное пространство с несколькими дворами и хозяйственными постройками. Всё это было знакомо мне с детства, и сердце моё застучало где-то у самого горла. Я вернулся домой.
Первыми нас заметили женщины, возвращавшиеся от реки с корзинами белья. Они поставили свою ношу на землю и бегом кинулись к воротам, громко крича. И тут же раздался звук рога, крики, целая толпа слуг выбежала навстречу.
Мы проехали по перекинутому через ров мосту, проскакали под аркой деревянной башни и остановились во дворе, где раздался хор приветствий. Я узнавал кое-кого из челяди, но большинство были незнакомые мне лица. Что не мешало им орать и радостно приветствовать меня по старой саксонской традиции, уходящей ещё в древние патриархальные времена, когда господин и его люди жили одной семьёй. По крайней мере, в моих саксах ощущалась искренняя привязанность, без той забитости и раболепия, какие я столь часто видел в других краях.
Я заметил Пенду, пробиравшегося ко мне сквозь толпу. Как ни в чём не бывало он с ходу заговорил о делах: товары распакованы и прибраны, лошадям отведены лучшие стойла, а всем остальным распорядилась леди Риган.
— Она толковая девка, — лаконично закончил свою речь мой верный спутник, а высшей похвалы женщине он не мог и подыскать.
«Толковая девка», как и положено хозяйке, стояла на крыльце дома. Вид у неё был такой, словно она вот-вот лишится чувств. Но пока я спешивался и шёл через двор, женщина уже взяла себя в руки, даже выдавила некое подобие улыбки.
«Как она некрасива», — было первой моей мыслью. А второй: «Как элегантна».
Вдова моего младшего брата оказалась низенькой коренастой толстушкой. Лицо круглое, с грубыми, почти мужскими чертами, кожа пористая, с нездоровым жирным блеском. Хороши были только глаза — выразительные, тёмно-карие, почти чёрные. И одевалась она с изяществом дамы, привыкшей жить при дворе. Траурные тона её вдовьего одеяния оттеняла шапочка из белого полотна, плотно облегавшая щёки и подбородок, поверх которой было накинуто покрывало из мягкой чёрной шерсти, крупными складками ложившееся на плечи и спускавшееся почти до земли. Из украшений — только застёжка у горла. Леди Риган выглядела скорее как саксонка, но как дама самых благородных кровей.
Приняв у служанки окованный серебром рог, она с поклоном протянула его мне:
— За встречу и ваше возвращение домой, сэр Эдгар.
Чтобы показать, что вино не отравлено, она сделала традиционный глоток. Я же с удовольствием допил родной пенный эль и проследовал в дом. Всю его центральную часть занимал обширный зал. Пол был глинобитный, но застланный свежим тростником. Посредине располагались два больших открытых очага на каменных подиумах. В них горел огонь, дым поднимался к открытым наверху отдушинам. Сам зал был такой ширины, что поперечные балки подпирались резными столбами — это создавало впечатление, словно мы в храме. На стенах под скатами кровли располагался ряд окон, закрытых сейчас ставнями, как и полагалось в холодное время. Вдоль них шли галереи на подпорах, на которые выводили двери из боковых покоев и спален.
Здесь уже всё приготовили к моему приезду. Столешницы сняли со стен и установили на козлах буквой «п». Главный стол, накрытый скатертью, располагался по центру на небольшом возвышении, а за ним стояло кресло хозяина — я узнал кресло отца с высокой округлой по верху спинкой. А за ним на стене я увидел уже повешенный яркий ковёр из тех, что привёз с Востока.
Леди Риган проследила за моим взглядом и, похоже, смутилась.
— Я не имела права вешать его здесь без вашего позволения. Но когда я распаковывала товары, то решила, что там ему будет самое место — и от копоти очагов далеко, и как раз на виду. Но если вы прикажете убрать, я выполню вашу волю.
Но я не стал ничего менять и как можно мягче поблагодарил её. Она, вдова, не родившая ребёнка, словно чувствовала себя чем-то лишним в доме, куда вернулся его настоящий хозяин. По нашему саксонскому обычаю, я должен был выделить ей её вдовью часть наследства, по нормандскому — только вернуть приданое. Но своё приданое она превратила в Гронвуд, и я не знал, как мне заговорить об этом.
Риган вела себя несколько нервно — то начинала привычно распоряжаться, то вдруг принималась спрашивать моего разрешения на все подряд. Узнав, что я хочу обмыться с дороги, она тут же отвела меня в боковой придел дома, где уже была приготовлена лохань, а на огне грелись котлы с водой. Действительно предусмотрительная особа. По традиции, хозяйка дома мыла гостя. Но я был и гость, и хозяин, а она госпожа, оказавшаяся в роли приживалки. Поэтому мы не знали, как себя вести, пока я в конце концов не разделся и не сел в лохань. И тут заметил, что Риган стоит в углу, прижав к себе кувшин. Она так глядела на меня, что я смутился. И скрыл смущение за скабрёзной усмешкой.
