Мой любимый крестоносец. Дочь короля - [107]

— Мы-то поначалу решили, что это труп, — пояснял Цедрик. — Нож торчал прямо из-под рёбер. И хороший такой нож, рукоять литой меди. Я хотел было его вынуть, но Эйвота не позволила. Она, видишь ли, заметила, что парень ещё дышит. Правда, жизнь в нём еле теплится.

Эйвота правильно сделала, что не разрешила вынуть нож. Люди часто умирают не от того, что в них вогнали железо, а от того, что вынули, — кровь сразу начинает течь, и человека уже не спасёшь. И всё же, когда я увидела найденного ими, то удивилась, что этот человек ещё жив. Сколько он пролежал здесь? Кто посмел на него напасть? Кто он сам? На последний вопрос я, похоже, знала ответ. Как и мои люди догадывались.

— Эта эмблема на его котте — тёмная лошадиная голова на светлом фоне — это ведь знак людей эрла Эдгара? — спросил кто-то из присутствующих.

Я кивнула.

— Давайте отнесём его в лодку. Если он жив, я попробую ему помочь. Если умрёт — сообщим в Гронвуд Кастл.

Я прижала руку к шее раненого и ощутила еле заметные толчки.

— Жалость-то какая, миледи, — вздохнула Эйвота. — Такой хорошенький.

Я примостилась на носу лодки, уложив голову незнакомца себе на колени. Этот человек был молод. Лицо не здешнее, не тот тип: тёмные, почти сросшиеся брови, вьющиеся волосы, резко очерченные скулы, прямой удлинённый нос. Если бы он не был так бледен, я бы сказала, что от природы он имел смуглую кожу южанина. Кто он — нормандец, француз? Об этом я узнаю позже, главное — ему помочь.

У себя в башне я приготовила плотный тампон из чистой ткани, пропитанный смесью гусиного жира и целебных трав. Нож в теле раненого вошёл прямо между рёбер, но достаточно далеко от сердца, и, возможно, не задел жизненно важных органов. Ну, начнём. Я сжала рукоять, потянула. Ничего не вышло, только по лицу раненого прошла болезненная судорога. Значит, душа его не так и глубоко ушла в дебри мрака. Но нож засел крепко, и, чтобы достать его, мне пришлось просить Утрэда.

Кровь сразу так и хлынула из раны. Я сильно прижала тампон, велела Эйвоте помогать как можно туже перебинтовать его.

— Он выживет? — всхлипывала саксонка, полная сочувствия к привлекательному незнакомцу.

— Не ведаю. Но кровь не бьёт струёй, так что шанс есть. Если остановим кровь и он проживёт до утра, я приготовлю обеззараживающее средство. Он сильный мужчина, воин. И если на то будет воля Божья, выкарабкается.

Но я говорила это без уверенности. Котта незнакомца отсырела насквозь, а значит, напали на него ещё вчера. Следов борьбы не было видно, оружие осталось при нём, и это говорило о том, что ранили этого человека не для того, чтобы ограбить. Извлечённый из раны нож был дорогим, на сапогах незнакомца имелись шпоры, однако нигде в округе не заметили осёдланного коня без хозяина.

Я терялась в догадках. И ещё меня смущала эта эмблема людей графа. Наверное, мне надо послать кого-нибудь в Гронвуд, но я так давно избегала общения с домочадцами Эдгара, что не могла решиться на подобный шаг.

Весь день раненый пролежал спокойно, вечером я сменила ему повязки. Состояние раны не внушало мне опасения, края её постепенно смыкались, но было неизвестно, в каком состоянии внутренние органы. Эйвота не отходила от незнакомца, поддерживала его голову, когда я, разомкнув губы, вливала в них смешанное с укрепляющим отваром подогретое вино.

— Знаете, госпожа, — неожиданно сказала Эйвота, — а ведь я вспомнила, где видела его раньше. Помните нормандских рыцарей, приезжавших в церковь Святого Дунстана и пристававших к вам?

Я всмотрелась в лицо раненого. Нет, я его не припоминала. Из тех наглецов мне помнился только белобрысый рыцарь, оскорблявший меня. Но то, что наш незнакомец был из них, вряд ли располагало меня к нему.

Неожиданно на другой день в Тауэр-Вейк прибыли мои соседи из Ньюторпа — Альрик с Элдрой, старый дед Торкиль, их челядинцы. И едва я увидела их, сразу поняла: что-то случилась.

— Позволь, Гита, моей семье и слугам пока пожить у тебя, — попросил Альрик.

По одному виду Альрика было понятно — произошло несчастье. Он умчался сразу же, ничего не поясняя. От Элдры я тоже ничего не могла добиться, она отворачивалась от меня, плакала. А тут ещё дед Торкиль то и дело начинал выкрикивать старый саксонский клич, а на его голове был свежий кровавый рубец. Только от их челяди я узнала о случившемся. И ужаснулась. Этой ночью нормандские воины Нортберта де Ласи неожиданно напали на Ньюторп. Жгли, убивали, и хотя мужчины оборонялись, но набег оказался столь неожиданным, что организовать достойный отпор они не смогли. И теперь на месте крепкой усадьбы лишь пепелище.

Я была напугана. Понимала, что за этим последует. И до боли было жаль бедную Элдру. Во время нападения она подверглась насилию, и люди Нортберта заставили Альрика смотреть, что они вытворяли с его женой.

Утрэд сказал, что надо разослать людей, упредить всех о деяниях де Ласи. О сэре Нортберте давно шла дурная слава, но чтобы он пошёл на такое...

— Эдгар Армстронг во всём разберётся, — сказала я с неожиданной уверенностью.

— Ага, — скривил в усмешке рот Утрэд. — Эдгар. Или мы — саксы.

Я почти осязала в воздухе угрозу восстания. Это было мне знакомо. И это пугало.