Мой генерал Торрихос - [66]
После этого, чтобы сгладить отношения с Томом, я начал вести себя с ним помягче и вскоре даже получил согласие генерала на встречу с ним для съёмок его фотопортретов. Когда мы прибыли с ним в офис на 50-й улице, Том спросил меня, на каком фоне, по моему мнению, лучше всего было бы сделать фото генерала. И я сказал ему: «На фоне Канала. Попроси его об этом».
Это было повтором моего злодейства к Тому, потому-то, зная отношение генерала к каналу, можно было предположить, что он никогда не согласится на такое. Том растерялся, не зная, соглашаться ли, но когда в зал вышел в своей полной форме, с пистолетом за поясом генерал, он шепнул мне: «Попросите его Вы об этом…» И я сказал: «Том просит Вас: не могли бы Вы сфотографироваться на фоне Канала?» Генерал посмотрел на меня и, очевидно, понимая всё происходившее, сказал: «Хорошо. Поехали туда. Сейчас». И мы поехали.
И фотографии, которые сделал там Том, были великолепными. Особенно одна из них, где лицо генерала выражает ненависть и месть, а грубоватый жест его рук, как мне показалось, адресован полицаю-янки, когда-то обидевшему его мать.
«Неисповедимы пути Господни», – говорят католики. «Пути Истории», – сказал бы я, с восхищением отмечая, как она использует любой удобный случай и обстоятельство для реализации своих событий. Так кажется чудом, что такой важнейший для Истории факт, как это посещение канала генералом, был следствием кажущихся незначительными и тривиальными обстоятельств.
Не слишком отличается от этого исторического шага и переворот 11 октября 1968 года, когда генерал Торрихос вместе с другими офицерами совершил государственный переворот, опираясь на внешне незначительные, тривиальные обстоятельства. История порой прикрывается и пользуется любым способом, чтобы открыть себе путь.
Это было первое его посещение канала. После этого он приезжал туда ещё трижды. Один раз – с Гамильтоном Джорданом, помощником президента Картера, второй – с одним из югославских представителей, а третий – не помню с кем.
А история с Томом Зимберофф этим не кончилась. Через некоторое время после его приезда в Панаму я узнал его среди десятков фотографов, толпившихся вокруг нас и слепивших нас блицами камер во время одного из межгосударственных мероприятий, то ли в ОАГ, то ли в Белом доме в Вашингтоне. Я сказал тогда американской охране, что Том работает с нами, и попросил, чтобы его пропустили в зал для фотосессии. Они пропустили его.
Том тогда сделал несколько фотографий генерала с Картером, одна из которых попала на обложку журнала «Тайм». Потом мы поехали в наше посольство, и Том как-то само собой поехал с нами. Там мы провели некоторое время, пока генерал не хлопнул ладонями по своим коленям и сказал, что мы уходим. Потому что улетаем сейчас в Европу. Все встали и пошли.
Когда мы вошли в салон самолёта, а это была небольшая, бизнес-класса машина на 6 пассажиров, там уже сидел Том. Генерал повернул голову и вопросительно посмотрел на меня, я лишь пожал плечами. Не знал, что сказать. Очевидно, Том, не понимая испанского, просто пошёл за нами автоматически, не зная, куда мы идём и едем. Генералу было неловко выпроваживать его из самолёта, и Том благополучно летал с нами по всей Европе вплоть до Израиля. С двумя камерами на плече и в одной и той же одежде. И теперь из-за того, что Том не знал испанского, а генерал был человеком скромным, остались прекрасные фотографии этого путешествия, где генерал сфотографирован с большим количеством известных лидеров европейских стран.
—– * –
Что касается переговоров по Каналу, то самое важное здесь состоит в том, что в этом отдельном, но ключевом случае применения торрихистской концепции переговоров генерал никогда, ни на йоту не считал, что переговоры закончатся заключением договоров или будут продолжаться только по этой теме. Переговоры, да и сами договорённости по Каналу, для него были только средствами для достижения конечной цели. А этой конечной целью для генерала Торрихоса было освобождение Панамы, в полном, всеобъемлющем: смысловом, политическом, экономическом, философском, гуманистическом – смысле. Всё остальное – это средства для достижения этой цели.
Несмотря на то что было бы естественным выступать за ратификацию договоров путём национального референдума, генерал говорил, что никому не известно, как проголосовал он. Это было похоже на своеобразное кокетство. Я говорил ему в ответ, что знаю 4 варианта его голосования: «Да, но не очень». «Да, но не настолько». «Да, потому что мы это сделаем». И «Да, скрепя сердце».
Разумеется, на самом деле он голосовал просто: «Да». И единственный раз, когда я видел его в качестве агитатора, был в период кампании по этому референдуму. Когда он, как любой другой политик, стоял в кузове грузовика, проезжавшего по наиболее населённым «народным» кварталам города.
А кто голосовал «Нет», и он это знал, так это был я. И это было правильно с моей стороны. Конечно, я голосовал так, потому что понимал, что победит «Да». А генералу Торрихосу было нужно, чтобы это «Да» победило, но не со слишком большим перевесом.
На улицах Панамы после ратификации Договоров о канале
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.