Мой генерал Торрихос - [50]
Я нежно полюбил этот самолёт. На нём я возил многих выдающихся людей, среди них, например, Грэм Грин, Эрнесто Карденаль, Карлос Мехия Годой и многие партизанские командиры.
Однажды со мной летел никарагуанский поэт Э. Карденаль, и я предложил ему управление самолётом. Как это делают все не пилоты, он схватил штурвал со всей силой, жёстко. Я сказал ему: «Не надо так, понежнее, как с женщиной…» Он, священник, бросил на меня осуждающий взгляд. Я поправился: «Ну, хорошо, отец, не как с женщиной, а как с кадилом…» С таким сравнением он согласился… Я всегда рассказываю это моим друзьям никарагуанцам как анекдот.
Кого я никогда не приглашал лететь в этом самолёте, так это генерала Торрихоса. Он меня много раз просил об этом, но я всегда отказывал ему. Говорил, что самолёт в ремонте и что мне что-то в нем не нравится и т. п. Однажды он даже мне деньги дал на его ремонт. Деньги я взял и использовал их: установил новый транспондер, новое радио и ADF-оборудование.
Однако его в полёт не позвал. В самолёт возрастом в 26 лет, одномоторный, который на высоте начинает крениться, в таком аппарате нельзя поднимать в воздух человека, на котором лежит ответственность перед историей страны. И потом, вдруг, если что-то случится, он погибнет, а я останусь жив. В конце концов, однако, произошло нечто подобное: он умер, а я живу, и время не лечит меня от стыда, который я продолжаю чувствовать из-за этого.
—– * –
Вторым после Эдуардо Контрераса сандинистом, с которым генерал Торрихос вступил в прямой и постоянный контакт, был Генри Руис, известный исключительно под своим партизанским именем «Модесто».
Генри Руис (Модесто)
Модесто был человеком – легендой никарагуанской войны. Он почти не показывался на людях, его местонахождение было всеобщей тайной, и это его имя будто бы сошло на землю ветром с гор или эхом от грома грозы в далёких горах, где он боролся за победу бедняков. И ещё сегодня, после многих прошедших с той поры лет, вы найдёте в Никарагуа лозунги на стенах домов и заборов: «Вива Модесто!» («Да здравствует Модесто!» – пер.). Ленин Серна однажды мне сказал: «Думаю, что сегодня тебя представят Модесто». Это звучало как «сегодня тебе откроют (материализуют) легенду».
Модесто оказался лучше любой легенды о нём: утончённо человечный, но эффективный в его закрытой подпольной работе профессионального революционера и партизана.
Я не встречался с ним в горах, в наиболее естественной для него среде. Думаю, что там его можно было бы поставить в один ряд с великими революционерами, такими как Сандино и Че Гевара.
Когда мы встретились с ним в Коста-Рике, откуда я должен был доставить его в Панаму, он, когда мы закончили наш довольно долгий разговор, спросил меня, знаю ли я, какой сегодня день. Я подумал и сказал: «Нет, не знаю». «Сегодня годовщина гибели Че Гевары», – сказал мне он, очевидно, предлагая, чтобы я отметил эту дату как знаковую для дела, о котором мы говорили.
Если бы меня попросили в двух словах дать Модесто исчерпывающую характеристику, я бы сказал, что он – «пример революционера». Че Гевара говорил: лучшая форма обучения – обучение личным примером. И Модесто – это и есть лучший пример революционера. Маэстро революции.
Мы взлетели с ним с одного из секретных аэродромов. Погода испортилась. Было не очень комфортно лететь, было бы естественным с его стороны беспокоиться или даже испугаться, но он просто заснул и спал как ребёнок. Приземлились на базе Фаральон, и именно там он встретился с генералом впервые.
Этот их первый разговор, из которого я услышал лишь отдельные обрывки, также как и все последующие, был открытым, откровенным, ясным, оба собеседника – интеллигентные люди и потому простые.
Рассказываю это потому, что, когда генерала Торрихоса уже не было, некоторые реакционеры, враги как никарагуанской революции, так и самого генерала, распространяли вбросы о том, что сандинисты обманывали генерала, представляя себя демократами швейцарской, костариканской или даже американской модели, а не настоящими революционерами, каковыми они были, есть и, опираясь на свой народ, будут. Это те, которые говорят о так называемой «преданной революции». Они никого не смогли убедить в этом, потому что такой «вброс» предполагает наличие двух лживых глупостей. Первой – что сандинисты лгали. Второй – что Торрихос был дураком.
Что касается сандинистов, то если они чем и грешили, так это тем, что порой преувеличивали. Я был в гарнизоне Тинахитас на встрече Томаса Борхе, освобождённого после захвата сандинистами Национального дворца в Манагуа, с американским телевидением и слышал это его интервью. Одна из журналисток спросила Томаса: «Каковы ваши политические взгляды?» «Эта компаньера, – сказал он, указывая на сидящую с ним рядом сандинистку, – католичка, компаньеро Эден Пастора, – тут он указал рукой вверх и в сторону, с чуть улавливаемой насмешкой, – социал-демократ». И после небольшой паузы, чтобы подчеркнуть то, что скажет дальше, заявил: «А я – марксист-ленинист».
И ещё было одно событие, где, считаю, им была совершена какая-то ошибка. Он тогда не стал оправдываться, но замолчал. Я хорошо помню, как генерал Торрихос сказал ему по телефону: «Томас, коммунист – это не тот, кто хочет, а тот, кто может».
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.