Мой французский дядюшка - [19]
- Хочешь понюхать? - предложил Борис.
Петр отвел рукой протянутую трубочку.
- Не хочу. Дали и так врет, что я нюхаю кокаин.
- Дали? Это кто? Или что?
- Художник. Испанец.
- Не знаю.
- Ты ничего не потерял.
- И ты ничего не теряешь, если он так говорит. Будешь? Все равно твой художник болтать будет...
- Точно, будет, - согласился Петр.
Горгулов посмотрел на них с неудовольствием:
- Вы так в наркоманов превратитесь, - с недовольным видом произнес прописную истину.
Они чуть ли не хором ответили аналогичной:
- С одного раза никто не превратится.
- Уверен, что это не впервые. Я вам как врач говорю.
У Бориса заблестели глаза.
- Не слушай его, Петр, никакой он не врач. Он - абортмахер.
Горгулов приосанился.
- Да! - воскликнул он. - Я хорошо делаю аборты! Ко мне в Праге очередь стояла...
Поплавский расхохотался и толкнул Петра в бок: дескать, слышал.
- Ну что ты врешь. Что ты врешь! Ты же Милке Лагарп делал, она чуть не померла... И этой. как ее? Рогальской... Да ты - коновал! Тебя к живым бабам подпускать нельзя...
Горгулов нахмурился и грозно взглянул на обидчика. Ему было неудобно перед Петром.
- Да что ты болтаешь! У меня в Праге, знаешь, какой кабинет был? Очереди стояли...
- Что ж они здесь не стоят? - засмеялся Поплавский и подбоченился.
Горгулов удивился.
- Будто не ясно. Французы! Не дали разрешения на практику. А иначе - стояли бы в очередь, как в Праге...
- Ну-ну, - продолжал Борис. - Говорят, ты одной бабе в Бордо так аборт сделал, что она уродом осталась на всю жизнь...
- Врут, - твердо сказал Горгулов. - Точно - врут. В Бордо - не помню, я там и жил всего ничего. А Милка... Она когда обратилась? Ты знаешь, сколько у нее месяцев было? То-то. Не один-два. А целых пять! Ты понимаешь хотя бы, что это не живчиков выскребать, а огромный плод? Почти кесарево. Не знаешь, а лезешь с комментариями...
Петр сглотнул и замотал головой.
- Хватит вам. Что за гинекологию развели. Нашли о чем - об убиенных младенцах...Поплавский подхватил:
- Точно. Развели. А с Пашкой всегда так - он или про свои фиалки начинает, или про аборты.
Горгулов отвернулся.
- Да ну вас. Хорошо бы поссать. А то моча скоро в голову бить будет.
Борис засмеялся:
- Вот за что тебя, Пашка, люблю, так это за правду! Дело говоришь. Но туалета я поблизости не наблюдаю, - он оглядывался по сторонам.
На темном небе светилась Триумфальная арка.
Три скифа, три азиата, три выходца из России расстегнулись и, глядя на символический силуэт, стали мочиться.
Это было не что-нибудь!
52
ПРЕССА
Генерал Кутепов человек энергичный и смелый. С тех пор, как он занял пост Великого Князя Николая Николаевича, живущие во Франции русские военные почувствовали новый импульс, тесно сомкнулись. Глубоко ненавидимый большевиками, которые видели в нем опасного противника, генерал Кутепов часто получал письма с угрозами. Поэтому не удивительно, что на него было произведено нападение на улице Русселе. Это вполне допустимо, ибо работа ГПУ во Франции не прекращается. Ее главный центр - на улице Гренель, советском посольстве, логове шпионов и заговорщиков.
«Аксион Франсэз».
На этот раз невозможно притворяться, будто бы мы верим, что советская власть непричастна к этой подлой ловушке. Мы отлично знаем, что бы сделал, без колебаний, Клемансо. Мы с тревогой ждем, что будет делать Андрэ Тардье.
Густав Эрве, «Виктуар».
Мы повторяем - правительство должно действовать. Оно должно действовать быстро и решительно. Мы на это рассчитываем.
Андрэ Пиронно, «Эко де Пари».
В деле генерала Кутепова установлена личность бандита, переодетого полицейским агентом улицы Удино. Но на улице Гренель тоже имеется шеф бандитов, переодетый послом.
«Аксион Франсэз».
Вы хотите уезжать, господа советчики? Отлично! Только раньше верните генерала Ку- тепова целым и невредимым или отдайте отчет в вашем преступлении.
Камиль Эмар, «Либертэ».
Не следовало возобновлять дипломатических сношений с московскими убийцами, с проклятыми екатеринбургскими палачами. Эти убийцы теперь убивают во всех столицах слепой опустившейся Европы под прикрытием экстерриториальности.
Леон Додэ, «Аксион Франсэз».
Зачем их принимать, зачем давать им гостеприимство и неприкосновенность, которыми они злоупотребляют? Не делает ли это нас сообщниками их гнусного предприятия?
Поль Сордуалье, «Эклер де л’Эст».
«... мы строго осуждаем использование этого дела группой сюрреалистов в целях саморекламы... Вместо того, чтобы защищать содержание поэмы, они отступают по всей линии их «красного фронта». Они революционны только на словах...»
«Юманите»
Я воспеваю ГПУ,
которое формируется В сегодняшней Франции.
Я воспеваю ГПУ,
которое нужно нам во Франции...
Я призываю ГПУ
готовить конец света...
Да здравствует ГПУ,
диалектическая фигура героизма,
Настоящие герои,
не какие-то кретины-летчики...
Да здравствует ГПУ,
долой деньги и банки...
Да здравствует ГПУ, долой семью.
Да здравствует ГПУ,
долой адские законы.
Да здравствует ГПУ,
долой врагов пролетариата.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГПУ.
Луи Арагон
53
Проснуться на скамейке. без кепки без денег поздней ночью
мимо незнакомого, опасного Люксембургского сада
познакомься с ним
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.