Так прошло минуты две.
Зрители приуныли, решив, что победил медведь. Да так и цирку прогореть недолго! Но — святой Заведей! — там, кажется, что-то происходит? И точно: звякнула цепь, медведя, видимо, пытались оттащить от жертвы. И вдруг — о чудо! — силач стремительно вскочил на ноги и в мгновение ока подмял под себя медведя, а тот, разинув пасть, лишь тяжело и прерывисто дышал.
Все повскакали с мест и, стоя, рукоплескали богатырю.
На этой радостной ноте представление и закончилось. И только когда я, мало-помалу успокаиваясь, пробирался к выходу, то вспомнил о Шаму.
Выйдя на улицу, я решил немного подождать его у цирка — может, он все-таки появится? Он и впрямь вскоре появился.
— Ты всю жизнь будешь жалеть… — начал я.
— О чем?
— Да о медведе.
Шаму не задал больше ни одного вопроса, и мы отправились домой. Нисколько не огорченный, мой приятель, насвистывая, шел рядом. По дороге он предложил зайти куда-нибудь выпить стаканчик вина.
— Ты что, у нас ведь нет денег! — возразил я.
— Идем-идем! — ответил он.
Ну что ж, идем так идем. Мы зашли в корчму и выпили пол-литра вина. С Шаму явно что-то случилось — он заказал еще пол-литра.
— Так что же медведь? — спросил он вдруг.
— Чуть было не придавил силача, — ответил я.
Шаму откинулся на спинку стула и, довольный, расхохотался мне прямо в лицо.
— Так надо было!
— Надо было что? Придавить?
— Ну да, — ответил Шаму. — Он ведь не хотел платить двадцать форинтов. Силач-то — это же сам хозяин. Я его не отпускал с ковра, пока он не согласился повысить медвежью плату с пятнадцати форинтов до двадцати.
Теперь уже я в изумлении прирос к спинке стула.
— Так медведь… это ты?
— Я.
Шаму улыбался гордо и счастливо.
Десять вечеров подряд, каждый божий день, становился он медведем. Пока цирк не свернули. И хорошо сделали, потому что мой друг так сжился со своей ролью, что к Рождеству вполне мог пристраститься бы и к меду.
