„Мэйн тумсэ пьяр картха хун“ — признание в любви мужчины, с которым я провела ночь. А я хотела провести с ним всю жизнь. Смотреть в глаза, трогать губами длинные ресницы, чувствовать его руки на своем теле».
Я закрыла дневник и тихо запела песню, под которую мы отплясывали с Анилой на бортике бассейна.
— Бас, кызым, Эпипэ, син басмасан, мин басам, — шептала я слова, совсем не заботясь о том, что веселый прежде мотивчик стал печальным.
Так пляшет Апипе,
Что под нею пол гудит.
Так пляшет Апипе,
Что под нею пол гудит!
Ты пляши, девчонка, пуще,
На тебя жених глядит,
Ты пляши, девчонка, пуще,
На тебя жених глядит.
Насквозь проломишь пол —
Это вовсе не беда,
Насквозь проломишь пол —
Это вовсе не беда,
Пусть жених за доски платит,
Доски — это ерунда,
Пусть жених за доски платит,
Доски — это ерунда!
Воспоминания об Индии обрушились на меня лавиной. Я прижала к лицу тетрадку, на которой сама вывела слово «Дневник», и горько заплакала.
Слезы оставляли на зеленой обложке темные следы, и я знала, что никогда больше тоненькая тетрадка в линеечку не станет такой гладкой и чистой, какой была прежде, до того, как я взяла ее в руки.
Повинуясь внутреннему порыву, почти ничего не видя из-за слез, я открыла новую страницу и написала:
«Мой дорогой дневник. У меня есть одно желание. Всего одно.
Я хочу, чтобы Санджай позвонил в нашу дверь и сказал:
— Сия, я пришел за тобой».
В дверь позвонили. Босиком, опережая брата на поворотах, я кинулась к двери.
— Дура, ты куда? — крикнул он мне вслед. — Это мой Ленька.
Я распахнула дверь.
За ней стоял Санджай.
— Сия, я пришел за тобой.
