Мой дневник. 1919. Пути верных - [21]

Астраханское направление съедает у нас целых две дивизии – Астраханскую Савельева и 3<-ю> Кубанскую Мамонова – я считаю, что Астрахань надо ликвидировать во чтобы то ни стало и тогда, перебросив наши силы через Волгу, совместно с уральцами идти на север, также все равно ничего не выйдет. Военное искусство даже в гражданскую имеет свои неизменные законы.

* * *

Возвращаясь к старому. Я немного жалею, что получил известия о вещах, да еще в общем неопределенное по смыслу отношения Николая и Веры. Это испортит, и быть может, напрасно, мое доброе и сердечное отношение к ним.

Я все жду Веру. Во время болезни я не раз как бы слышал ее голос, все ждал.

Ну, ставлю крест на вопросе о вещах – тысячи людей потеряли имевшиеся, надо терпеть.

1 августа (Царицын). Я безусловно поправляюсь – температура с утра 36,4, а вчера вечером дошла только до 37,2. Если с даты «очень редкого случая», со мной был просто «редкий случай» третьей вспышки, то надо полагать, что числа 10-го мы уедем в Новороссийск, очень хочется поскорее повидать Женюшку. Обрадуется ли она? Купил ей шоколаду, которого здесь почему то такая масса, что продают на улицах шоколад швейцарский, вот и пойми, откуда он.

По вечерам теперь, слава Богу, Тата ходит на воздух, отсидев у меня бессменно 31 сутки. Дежурит у меня сестра Козловская, вдова поручика, умершего всего только 30 июля от комбинаций с мозговой болезнью, бывшей у него, как у летчика, после тифа. Бедная женщина, жаль ее, очень тоскует, всю войну была с мужем на фронте, не видала 2 года дочь, которая находится в Петрограде.

Какой припадок безумной тоски, злобы и ярости был у меня вечером за мои вещи – я вспомнил нашу квартиру на Лиговке, и думал, что скорее успокоюсь. Тате не говорил, может, она переживает тоже, тогда лучше бы сказать и потосковать вместе, если она успокоилась раньше меня – тогда я поступил правильно.

2 августа (Царицын). 35-й день болезни, 31-й лежа в кровати. Брр… Как надоело.

Впечатлений никаких, жизнь проходит как-то около, касаясь лишь небольшим краешком в виде нерегулярного чтения газет, из которых я продолжаю делать интересующие меня вырезки[127]. Между ними есть небезынтересные, как, например, «Основные положения ген. Деникина».

В ней видно ясно, почему Деникин вопреки своему Особому совещанию признал Колчака. Сейчас все валится на его голову – «Я тут не начальство, моя хата с краю».

Это типично для людей… со слабой волей.

Но, в общем, считаясь с фактами, а главное личностями, это можно приветствовать. По-моему, с Корниловым было бы тяжелее, и мы давно, находясь под флагом старой Учредиловщины, были бы подобно Уфимской директории, пережить государственный переворот. Но с характером Корнилова и ввиду отсутствия людей, равных ему по характеру, все бы положение сильно осложнилось.

Судьба знает, что делает. Может быть, отдав судьбы армии в руки слабовольного, но безусловно прямого и честного Деникина – он приведет нас к успеху. Пока в общем надо признать, что его позиция всегда оказывалась правильной.

3 августа (Царицын – все еще он). Надоедает ежедневный ритуал, надоедает все относящееся к болезни, когда же наконец заключение?

Все сильнее и сильнее ходят слухи о создании отдельной Кубанской армии, но во главе с Улагаем, а не с Врангелем. Последний едет в Екатеринодар и собирается там выступить в Раде, и это очень скверно, т. к. я не сомневаюсь, что он будет говорить не решительно и твердо, обличая безумие самостийников, как бы то следовало, а на тему «с одной стороны нельзя не признаться и т. д.» А вдруг Армия бyдет и он не будет ею командовать, ведь это нож острый!

Крутит он, это несомненно.

А между тем Покровский смело и открыто заявил, что Кубанская армия – это ерунда, т. к. никаких технических сил у нее нет, а я добавлю «и управления», что есть только казаки и лошади, да и то первых самостийники сбивают с толку – значит остаются одни лошади. Да это и верно. Подражая Дону, Кубань забывает, что там людей больше и там стонут от недостатка офицерства, а высший командный состав (Наштарм[128] Келчевский) приходится брать извне.

Я страшно жалею, что я не Генкварм – скандал был бы больше. Как только будет создана Кубанская армия, я подаю рапорт следующего содержания: «Ввиду переименования Кавказской армии в Кубанскую, я прошу об отчислении меня от должности С.А., т. к. не считаю возможным служить в армии, подчиняющейся не только нашему Главнокомандующему, но Атаману и Правительству, авторитет которого для меня не существует.

Я считаю для себя возможным продолжать службу только в армии Русской, синонимом которой для меня является армия Добровольческая и ранее армия Кавказская.

По этим причинам я в свое время не соблазнился весьма лестными предложениями, привлекавшими меня в армию Украинскую, хотя это был период, когда Гетман и его Правительство, прикрываясь лозунгами, призывавшими к возрождению Единой Великой России, чего даже и не трудится делать теперь Правительство Кубани, от которого будет зависеть армия Кубанская».

Конечно, это обратит на себя внимание, но… лучше бы я был Генквармом, скандал был бы больше.