Мой дневник. 1919. Пути верных - [23]

Сегодня здесь «день Кавармии» – сбор.

8 августа (Царицын). Получено известие от Кардашенко, начинающееся словами «Здоровье корнета (Жени) не внушает никаких опасений», что повергло нас в беспокойство, т. к. в этом есть намек, что опасения были… дай Бог, чтобы это была только фраза. Страшно тянет нас обоих к Жене, стараемся всеми силами ускорить наш отъезд из ненавистного Царицына.

Кардашенко получил Черноморский полк – кров для меня в Новороссийске потерян, я подумал и дал телеграмму Плющевскому, прося назначить меня Наштагубом[130] в Новороссийск. Думаю, что месяца на 4 я там сяду хорошо, т. к. я здесь оставаться не хочу. Одно – поздно написал – наверное, уже есть кандидаты – едва ли пройдет.

Сегодня 41-й день болезни, завтра 6 недель, кажется, конец.

* * *

На фронте нехорошо. По рассказу, правда, пессимиста Максимовича, наши части столпились у Камышина и образовался разрыв с донцами верст в 50, пропустив разъезды красных глубоко в тыл Камышину.

Донцы с танками и бронепоездами безуспешно возятся у Балашова и возможен момент прорыва конницы Буденного между Кавказской и Донской армиями. Нехорошо.

На фронте наступление противника, ему удалось занять Валуйки, т. е. принять угрожающее положение в районе к с<еверу> от Харькова. Правда, и тыл красных таким образом под угрозой, я все жду удара: Коренево – Курск – Воронеж. По-моему, Киевское направление надо бросить, смешно стремиться туда до назначения Драгомирова Главноначальствующим включительно – пусть Киев берет Петлюра и еще немного поукраинизирует его – тогда, отразив натиск на нашем и донском фронте – мы будем желанными гостями в Киеве, где даже большевиков встречали как освободителей от ненавистной украинизации. Надо выждать – направление на Валуйки – Ростов важное.

У нас здесь скоро возможна паника. Надо бы нам ехать скорей, да разрешенный мне Наштармом вагон можно пустить лишь после дополнительного разрешения Начвесоглав[131] Тихменева[132], а он находится в Ростове, с пассажирским же поездом мне ехать, а в особенности сейчас, когда возможно усиленное движение в тыл, мне совершенно не под силу. Тогда надо идти в санитарный поезд, все до Екатеринодара довезет.

Пока стоим на распутье. 10-го уже не едем, дай Бог выехать 11-го, и за это не ручаюсь, а ехать тянет возможно скорей, давит Царицын и Женюшку уж очень хочется повидать – мы сейчас с Татой на этой почве оба довольно сильно нервничаем – а так ждать еще тяжелее.

9 августа (Царицын). Наконец 42-й день болезни, прошло роковых 6 недель, из которых я вылежал в кровати 36 дней, пропустив 4 сначала и 2 в конце.

Был на комиссии, одна комедия. Свидетельство на 2 месяца.

Все хлопочу о вагоне, кажется, в Ростов заехать не придется.

На фронте нехорошо. В Добрармии красными заняты Валуйки – это угрожает нашим, но об этом я, кажется, уже писал. О нашем положении говорят так: «Камышин е щ е не отдан» – тоже плоховато. Часть госпиталей из Царицына уже эвакуируют. Да оно и правильно – у нас нет пехоты – Астраханский полк 6-й дивизии сдался в плен – потому ли, что он из большевиков, потому ли, что конница его оставила (и это бывает), но сдался, получив только что английское обмундирование, а я его все жду.

В общем плохо, устойчивости не видно.

10 августа (Царицын). Сегодня я проснулся в 3½ часа и все время до утра мне казалось, что я слышу артиллерийский огонь, правда, отдаленный, но несомненно огонь.

Я не допускаю у себя такой галлюцинации слуха, а между тем (сейчас девятый час) на улицах спокойно, не снуют автомобили – эти предвестники спешной эвакуации…

8-го вечером наши части оставили Камышин, это верст 150 отсюда, если они шли назад все время до моего пробуждения, то это 30 часов – думаю, что отскочили бы они не более как за 60 верст, а слышать огонь за 90 верст, да еще в городе, где звук заглушается, едва ли возможно.

Что же это со мной? Болезнь или присутствие Таты, всегда усиливающее мое беспокойство!

Во всяком случае завтра утром я хочу уехать, а то пойдет порча мостов и т. д. Лучше раньше ехать, раз выбыл я из строя и являюсь только грузом, а не помощником общему делу.

Сейчас увидел это на практике – попробовал уложить две книги и нагнулся над ящиком – сейчас же потемнело в глазах, боль в желудке и т. д. Голова кружится от малейшего усилия.

Хорош! Нет, надо уезжать. Я балласт и только.

Все же через час пойду в штаб – надо добиться документов и вагона, а главное… узнать обстановку. Я не допускаю у себя галлюцинации слуха. В штабе могут и решительно никаких сведений не иметь. Наши комкоры не особенно скоры и охочи на донесения. Правда, тут Царицын.

В случае неудачи очень тяжело будет положение 3-й кубанской дивизии на левом берегу Волги – переправа только у Царицына.

Мои сегодняшние мытарства «в завтрашнем номере» – я решил во что бы то ни стало уехать 11-го и на этом основании терпел все и даже слишком много.

11 августа (Царицын – Котельниково), 12 августа (Котельниково – Е<катеринода>-р). 10-го я хотел погрузиться в вагон с вечера – когда я явился туда, то вагон был где-то загнан, а не подвезен, как было обещано, и я в страшный ливень бродил по путям. Временами меня брало отчаяние, и я в конце концов не дошел до вагона и вернулся домой. Здесь меня ждал новый сюрприз – на утро не было ни одного целого авто, кроме личного Врангеля – в полном отчаянии (нанять ничего нельзя) я командировал Тату к Шатилову и там через Софию Федоровну