Мой брат якудза - [7]

— красным и зеленым на груди, Каннон, божество милосердия, — на ягодицах, дракон — на нижней части спины, желтым и синим — проститутка на руке. Две зеленые змеи обвиваются вокруг сосков, с живота на бедра спускается жар-птица, пятнистый тигр забирается на плечо, бог огня в позе лотоса гневно взирает на небеса, рыбы с золотистой чешуей — на внешней стороне руки, цветок лотоса — на ягодицах, а также собаки, цветы, буквы санскрита, иероглифы китайские и японские. А вот и красно-оранжевый бог Фудо Миё взмахивает мечом на спине, изрыгая огонь. Бамбуковая роща на ногах.

У одного расписаны только плечи. У другого — руки и ноги, и лишь кисти рук и ступни чисты от наколок, образуя что-то вроде перчаток и носков. У другого расписаны вся спина и грудь. И еще один, у которого расписаны ступни, зад и даже половой орган, на котором изображена синяя змея с оранжевыми глазами. На животе по диагонали вытатуирована фраза: «Наму мё хо рен ге кё» — «Воспевайте сутру Лотоса».

Один из них, Мацумура, разукрашен наколками, завораживающими взор, от лысины до ступней. Даже на его лице, под левым глазом, черный вьющийся рисунок мифического демона. И даже на члене есть наколка. Неужели не было больно?

— Вот, посмотрите, сэнсэй. Мне говорят, что у вас в Израиле много воюют. У нас тоже воюют. Вы когда-нибудь были ранены? У вас есть шрамы? Подойдите сюда и взгляните. Здесь, под Буддой, был шрам. И здесь. Но художник Хоримаэ, специалист по ирэдзуми, сумел спрятать их под красивыми рисунками. Я ведь живая галерея. Я — это сплошные шрамы, которые стали полотном для рисунков. Я завещаю свою кожу музею, пусть показывают публике. Как вы считаете? Хотите, чтобы показали у вас — как способ борьбы с послевоенными увечьями?

Мне шепчут, что Мацумура терял сознание много раз в процессе нанесения татуировок. Законопослушные граждане уходят из ванн. Один за другим, молча, скромно, покорно, с опущенными головами. Они не хотят находиться с татуированными якудза в одном и том же месте. Остались лишь я, с молочно-чистой кожей, как белоснежка, и они, мои разноцветные приятели.

Темнеет, а мы все еще в ваннах. Сидим в воде. Начинается дождь. Мои приятели обмотали головы белыми полотенцами, попивают горячее саке и наливают мне стопку за стопкой.

Идет дождь, а мы сидим в воде.

За забором можно разглядеть черные утесы, выдыхающие белые пары. Пахнет серой. Красные ванны. И люди, расписанные демонами.

Глава 2 Юки

В теплом весеннем свете

За тюремными стенами

Может ли бабочка согрешить?

(Из тюремных стихов члена якудза по имени Кен-ичи Фукуока)

1983 г.

Район Сугамо в Токио

Напротив южного выхода со станции Сугамо на линии Яманотэ в Токио есть небольшая прямоугольная площадка с маленьким полицейским участком в стороне, окруженным ночными лотками и телефонными будками с портретами обнаженных девиц, расклеенными по стеклянным стенам и обещающими вам всевозможные удовольствия всего за 20 тысяч иен в час.

Тем летом я жил рядом со станцией Сугамо. Бродил между ночными прилавками. Освещение зажигается в девять вечера и отключается с наступлением утра. Здесь расположены прилавки с едой, на каждом из которых особые угощения — рамэн⁷, одэн⁸, соба⁹ и др. У каждого прилавка пара скамеек, сверху свисает электрическая лампочка в красном или белом бумажном абажуре. Около шести подвыпивших человек с двух сторон прилавка едят, выпивают и болтают, обсуждая друг с другом мелочи прожитого дня. Жара, высокая влажность, невкусная еда в столовой на работе, чванливый босс, несостоявшийся летний отпуск, достижения, неудачи. По дороге с работы домой здесь останавливаются постоянные клиенты. Здесь есть человеческое тепло, вкусная еда. Здесь тесно, интимно, приятно и можно расслабиться.

По другую сторону прилавка люди, их обслуживающие. Сильные, хорошие люди. Они готовят, развлекают, сплетничают, завлекают, объясняют, обслуживают, рассказывают байки, подают. Каждый со своими клиентами.

Как-то вечером я присел за одним из таких прилавков, прилавок одэн, что-то вроде хамина¹⁰. Продавца звали Юки, от Юкихира, как и одного поэта, жившего около тысячи лет назад.

Худой, со впалыми щеками. Волосы, достающие до лопаток, собраны в хвост сзади. Глаза, как у лягушки, навыкате. Один смотрит прямо на тебя, а другой — будто в сторону. Он непрерывно занят чисткой, варкой, подачей. Как-то вечером, когда он готовил прилавок к открытию и приходу покупателей, я присоединился к нему. Учился резать овощи, помогал ему по мелочам: принести воды, помыть стакан, закрепить бумажный абажур. В центре прилавка — квадратная бадья с разнообразными кушаньями, от которой исходят ароматы уличной Японии, бурлящие звуки жарки и кипящей на медленном огне воды.

Я ходил в ту закусочную вечер за вечером.

Как правило, мы беседуем на разные темы. И во время этих бесед появляются задушевность, любопытство и всплывают воспоминания. В результате возникает таинство дружбы, которому нет объяснения. Иногда мы говорим о политике, иногда он упоминает прочитанную книгу. Видно, что Юки многосторонне развит, однако он ни словом не упоминает об обстоятельствах, приведших его сюда, к прилавку с едой.