Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - [32]

Я видел, как солдат пробирается через толпу и осматривается. Наконец он наклонился и тронул кого-то за плечо. Это был Сэм, он встал и пошел по проходу ко мне. Он повзрослел и выглядел усталым, его мундир тоже превратился в лохмотья, и он давно не брился. Сэм подошел к двери. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Потом мы обнялись.

— Тимми, — сказал он, а я не мог говорить. Я был так счастлив, что он здесь, что я могу его обнять… Слезы полились у меня из глаз. Он тоже заплакал. Мы стояли у дверей церкви, обнимали друг друга и плакали. Через несколько минут нам стало стыдно плакать на глазах у солдат, и мы разжали объятия.

— Я хотел повидаться с тобой, — сказал он, — но подумал, что, наверное, вы все меня ненавидите.

— Ненавидим тебя?

— Я думал, наверное…

— Сэм, отец…

— Я знаю, — ответил он, — поэтому я подумал, что, наверное, вы не захотите меня видеть. Я не знал, что мне делать.

— А как ты узнал про отца? — спросил я.

— Интенданты узнали, что я понимаю толк в торговле скотом. Поэтому меня часто посылали закупать коров. Во время одной из поездок я встретил человека из Салема, который рассказал, что случилось с отцом. Я думаю, он узнал это от Платтов. — Сэм положил руку мне на плечо. — Как мама?

— Она не сердится на тебя. Никто из нас не сердится.

— Пойдем домой, — сказал он. — Я уже два года там не был. Кто в таверне?

— Генералы.

— Тогда мне придется побыть в коровнике. Мне нельзя оставлять отряд. Подожди здесь, я скажу кому-нибудь, куда иду, если вдруг меня будут искать.

Он вошел в церковь. Через минуту он вернулся, и мы пошли по дороге под дождем.

В коровнике я зажег фонарь.

— Ты изменился, Тим.

— Я повзрослел.

— Я вижу. Вам с матерью, наверное, приходится нелегко?

— Нам приходится работать даже по воскресеньям, — ответил я. — Сэм, что они сделали с отцом?

Он вдохнул:

— Не знаю. Наверное, посадили его в тюрьму.

— Но за что? Он же ничего не сделал! Он даже не был тори, просто он был против войны!

— Он продавал скот британцам.

— Нет, не продавал! Он продавал скот мистеру Богардусу. Отцу было все равно, кто покупает скот.

— Какая разница?! Скот доставляли британцам! Значит, он продавал его британцам! Он продавал скот врагам!

— Ты против отца, Сэм?

— Нет! Это отец против меня!

— Ты сбежал, — сказал я.

— Он выгнал меня. Я не хотел с ним ссориться, но он вывел меня из себя.

— Он плакал, когда ты ушел, — сказал я.

— Я знаю. Ты мне уже рассказывал. Думаешь, я был рад убежать? Я чувствовал себя ужасно. Помню, я бежал по дороге под дождем, злясь и проклиная его за то, что он сделал. Но, проклиная его, я вспоминал о наших поездках в Верплэнкс-Пойнт, как он отвез меня в Нью-Хейвен, чтобы меня приняли в Йель, как он покупал мне там новую одежду и еще много чего, и тогда я перестал проклинать его. Я чувствовал себя отвратительно — как же я хотел, чтобы мы не ссорились!.. С тех пор уже два года прошло, Тим.

— Что же делать, как помочь отцу, Сэм?

— Собственно говоря, я думал, что смогу его вытащить. Я даже говорил об этом с генералом Арнольдом, но так и не смог узнать, где его держат. Никто не знает.

— Может быть, ты еще раз попытаешься?

— Тим, сейчас у меня нет сил об этом говорить. Я слишком устал.

Он и в самом деле выглядел уставшим.

— Неужели ты не можешь написать кому-нибудь письмо?

— Тим! Я больше не хочу об этом говорить!

— Я не буду об этом говорить, если ты пообещаешь вытащить отца.

— Я не могу его вытащить.

— Ты можешь еще раз попытаться, — сказал я.

— Тим! Замолчи ради Бога!

Я замолчал. Я боялся испортить радость от нашей встречи. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. А потом Сэм спросил:

— Ты можешь принести мне что-нибудь поесть?

— Я скажу маме, что ты здесь.

Я прошел на кухню, а оттуда — в таверну. Генералы и их помощники уже закончили есть и теперь пили ром и обсуждали свои планы. Мама сердито посмотрела на меня:

— Где ты был?

— У Старухи Прю что-то с ногой. Я думаю, тебе лучше сходить и посмотреть самой.

— Ничего, подождет, — сказала она.

— Я думаю, тебе надо посмотреть на нее прямо сейчас, мама, — сказал я.

Обычно я ни на чем так не настаивал, и она поняла, что что-то случилось.

— Хорошо, сейчас схожу, — сказала она. — Посмотри, не надо ли джентльменам еще рома.

Я наполнил кружки и помог ей вымыть тарелки, а потом мы пошли в коровник.

— Что случилось, Тим?

— Сэм в коровнике.

Она замерла на месте и побледнела:

— Сэм здесь?

— Я уходил, чтобы найти его. Я подумал, что, наверное, он должен был прийти с отрядом генерала Арнольда.

Она побежала, но потом, испугавшись, что кто-то услышит, умерила шаг и просто быстро пошла в коровник. Сэм сам вышел нам навстречу из темноты. Какое-то время они с матерью просто стояли на месте и смотрели друг на друга, а потом обнялись; я подбежал к ним и обнял обоих. Потом мама разжала объятия и посмотрела на него.

— Я не видела тебя два года, Сэм, — сказала она.

Он усмехнулся:

— Я изменился?

— Ты еще чумазее.

Он засмеялся:

— Неужели это все?

— Нет, — сказала она, — ты стал старше.

— Тим тоже стал старше. Я с трудом его узнал.

— Ему приходится быстро взрослеть, — сказала мама. — У него нет выбора.

— Я думал, вы все злитесь на меня, — сказал он. — Я не знал, станете ли вы со мной разговаривать.