墨瓦 Мова - [83]

Шрифт
Интервал

— В войнушку решил поиграть, — кивнул на него один из наших бойцов. — Смотри ты, из травматики по мне засадил, — он продемонстрировал шарик от травматического пистолета, который засел в бронежилете.

Продюсер лежал и трясся — то ли от страха, то ли от шока.

— А если бы ты мне в глаз этой игрушкой попал? — спросил у него боец и несильно ударил ногой. — Давай, ползи отсюда, червяк, только телефон оставь.

В студии прямого эфира мы наблюдали следующую сцену: на полу ровными рядками лежали восемь человек, руки держали на головах. Стояли декорации передачи «Полный писец», и они, скажу я вам, сделаны из самого обычного крашеного картона. Дом, дерево — все фальшивое. За столом ведущего сидел сам Писецкий. Он с интересом смотрел по сторонам. Сначала мне показалось, что он боится, но хорошо сумел скрыть свой страх. Но потом, наблюдая, как он блестит глазами и возбужденно теребит свое лицо, я понял, что у этого человека в силу рода деятельности несколько изменилось восприятие реальности. Весь мир для него — одно большое шоу. Даже если его будут убивать, он будет наблюдать за этим, как за развлекательной программой. В его вселенной, вселенной шоу, не могло случиться ничего страшного, потому что трупы по net-визору не показывают.

Напротив кресла ведущего, на расстоянии двадцати метров, была стеклянная аппаратная прямого эфира, за пультом которой уже колдовал наш хакер. На правой стенке — монитор из четырех плоских панельных визоров, который показывал то, что идет сейчас в эфире. Там сначала висела надпись «В связи с профилактикой на линии смотрите шоу “Полный Писец” с Сергеем Писецким на следующей неделе», а потом пошли «Веселые коты» в записи.

Основной подрывник потянул пакет со взрывчаткой в сторону шурфа с подземной аппаратной. Я, согласно инструкции, занял позицию у выхода в коридор, от которого отходил шурф. Рог оценил обстановку и понял, что наступила краткая пауза. Он подошел к Писецкому, сел на стол рядом с ним и пожал ему руку. Писецкий не понял, что над ним издеваются, и держался высокомерно.

— О, какие люди, — сказал ему Рог, — очень приятно познакомиться.

Писецкий кивнул, будто монарх.

— Я являюсь большим почитателем вашего таланта, — сказал Сварог.

И тут же заехал кулаком под дых Писецкому. Когда тот согнулся, Рог «встретил» его коленом.

— Это тебе, дружище, за твою прошлогоднюю передачу про мову. Очень уж обстоятельной она у тебя получилась.

Интересно было наблюдать за Писецким. Получив сильный удар по лицу, он в первую очередь ощупал кости челюсти и носа, нет ли переломов. Очень дорожил своими бесценными чертами лица, «известными каждому телезрителю», как они говорят в анонсах «Писца».

— Так, все гражданские — телефоны на пол и на выход, — приказал Рог.

И повернулся к Писецкому.

— А ты, голуба, с нами останешься до последнего. Покалякаем. Может, побрить его, ребята? Лезвия ни у кого нет?

Бойцы не ответили, потому что каждый был занят своим делом. Хакер наконец вскрыл их систему, и на мониторе пошла запись. На белом фоне возникали слова, которые складывались в предложения, а голос диктора читал:


«Што можа быць даражэй сэрцу чалавека, як у сталых гадах пачуць цябе, роднае слова, у чужой старане? Здаецца, быццам з далёкай чужыны пераносіш ты нас у родны край — родну вёску, дзе мы ўзраслі, дзе першыя думкі складалі, дзе гора і радасць першы раз спазналі…»[43]


Даже тут, в боевой обстановке, я был очень впечатлен тем, как сильно звучат эти слова.


«Чаму ж, роднае слова, гэтак часта забываюць цябе людзі — нават тут, між сваімі? Чаму сыны нашага народа так лёгка адракаюцца ад матчынай гутаркі? Кажуць: бо цёмны нашы беларусы. Але гэта няпраўда: забываюць родную мову, адракаюцца бацькоў і братоў сваіх найбольш тыя, хто дайшоў навук, выйшаў у людзі. Яны няцёмны: яны пераймаюць чужое — дзеля карысці».


Рог не любил пафосных сцен, поэтому продолжал издеваться над Писецким.

— Ну если нет лезвия, то можем и зажигалкой обсмалить.

— Это вы меня типа в заложники взяли? — уточник Писецкий.

— Да кому ты нужен, кто за тебя выкуп даст? — плюнул Сварог.

Он поправил оранжевый воротник на салатовом пиджаке шута. Писецкий характерно дернулся, думая, что Рог будет его бить.

— После того, как сдохнешь, тебе власть через пять минут замену найдет.

— Нет, ну вы не правы! — начал нервничать Писецкий.

То ли он напрямую связывал перспективу остаться в живых со своей ценностью в качестве заложника, то ли, что более вероятно, был до глубины души обижен пренебрежением к его авторитету.

— Если меня убьют, правящие силы будут повержены, — ответил Писецкий уверенно. — Это правительство у власти только потому, что я над ним смеюсь.

Тем временем мужской голос сменился женским. Это было сделано, чтобы не потерять внимание телезрителей.


«У сэрцы такіх людзей загасла любоў да свайго народа і роднай мовы. Дачэсная карысць, жаданне пашаны ў чужых, смешны гонар — усе гэта заняла мейсца ў апусцеўшай іх душы».


 Мы сначала думали запустить только слова, но Рог первым понял, что во всей Беларуси может не найтись людей, которые помнят, как это читается, как звучит, например, «ў».


«Але няма на свеце такіх скарбаў, што б вечна цешылі нашае сэрца. Хваробы, калецтвы, смерць паказываюць, якую малую цану маюць дастаткі, гонар, высокае становішча. Здрада, ашуканства — вось адплата за прыязнь і любоў да вышэйшых ад нас. Чым больш пазнаем мы свет, тым меншую цану маюць для нас яго скарбы, тым болей бачым благога, болей здзеку, крыўд і слёз…»


Еще от автора Виктор Валерьевич Мартинович
Ночь

Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас.


Сфагнум

«Карты, деньги, два ствола» в беларуской провинции или «Люди на болоте» XXI столетия? Эта гангста-сказка с поганщчиной и хеппи-эндом — самая смешная и трогательная книга писателя.


Паранойя

Эта книга — заявка на новый жанр. Жанр, который сам автор, доктор истории искусств, доцент Европейского гуманитарного университета, редактор популярного беларуского еженедельника, определяет как «reality-антиутопия». «Специфика нашего века заключается в том, что антиутопии можно писать на совершенно реальном материале. Не нужно больше выдумывать „1984“, просто посмотрите по сторонам», — призывает роман. Текст — про чувство, которое возникает, когда среди ночи звонит телефон, и вы снимаете трубку, просыпаясь прямо в гулкое молчание на том конце провода.


Озеро Радости

История взросления девушки Яси, описанная Виктором Мартиновичем, подкупает сочетанием простого человеческого сочувствия героине романа и жесткого, трезвого взгляда на реальность, в которую ей приходится окунуться. Действие разворачивается в Минске, Москве, Вильнюсе, в элитном поселке и заштатном районном городке. Проблемы наваливаются, кажется, все против Яси — и родной отец, и государство, и друзья… Но она выстоит, справится. Потому что с детства запомнит урок то ли лунной географии, то ли житейской мудрости: чтобы добраться до Озера Радости, нужно сесть в лодку и плыть — подальше от Озера Сновидений и Моря Спокойствия… Оценивая творческую манеру Виктора Мартиновича, американцы отмечают его «интеллект и едкое остроумие» (Publishers Weekly, США)


Родина. Марк Шагал в Витебске

Книга представляет собой первую попытку реконструкции и осмысления отношений Марка Шагала с родным Витебском. Как воспринимались эксперименты художника по украшению города к первой годовщине Октябрьской революции? Почему на самом деле он уехал оттуда? Как получилось, что картины мастера оказались замалеванными его же учениками? Куда делось наследие Шагала из музея, который он создал? Но главный вопрос, которым задается автор: как опыт, полученный в Витебске, повлиял на формирование нового языка художника? Исследование впервые объединяет в единый нарратив пережитое Шагалом в Витебске в 1918–1920 годах и позднесоветскую политику памяти, пытавшуюся предать забвению его имя.


Рекомендуем почитать
Сотая медаль

«Над входом в парк висел гигантский рекламный щит. Вмонтированный в него мощнейший нейроретранслятор заставлял звучать в ушах каждого входящего или выходящего посетителя известный с детства звучный баритон Девятого Верховного Радетеля: «Кара – неизбежна, вина – неизбывна. Чтите закон!..».


Боги и Боты

Глубоко социальная книга с мощным зарядом глубокого осмысливания настоящего и будущего человечества с точки зрения индивидуума и Вселенной; с обширным кругом лиц и персонажей, оригинальным структурным построением текстового содержания.Если вообразить и принять как должное, что мыслящей является сама природа, создавшая человека, что думает она, когда видит и ощущает решения и действия человечества, направленные на изменение генетической сущности, на пути движения цивилизации и каким образом эта сверхсущность может проявлять свои чувства и реакции.Главный герой после столетнего сна живет, размышляет, проецирует себя с множественных позиций и точек зрения в мире 22 века, тонкие связи и нити размышлений пронизывают проекции будущего, чтобы отразиться в ищущем, мыслящем взгляде на реалии настоящего.Прочувствованный и сопереживающий человечеству монолог тонкоироничного героя, который является одновременно и обычным человеком и, по воле судьбы, — пророком, и связующим звеном между той сущностью, которую можно именовать Богами развития и осуществления жизни на нашей планете; и теми Богами, которым подчинены наше мышление и верования в бесконечном и великом Мире.


Король Камней

Однажды в подземельях Шаннурана, где властвует чудовищная Черная Вдова, сошлись трое: мальчик Краш, приемный сын Вдовы, великий маг Симон Пламенный и авантюрист Вульм из Сегентарры. Двадцать лет спустя судьба вновь сводит их вместе. Мальчик вырос, откликается на прозвище Циклоп и носит кожаную повязку, закрывающую лоб. Маг после битвы с демоном тяжело болен — и вынужден искать помощи у Циклопа. Что же до авантюриста, то он хорошо усвоил, что лишь драконы смеются последними. Зимой, в снегах, заваливших мрачный город Тер-Тесет, этой троице будет жарко.


Меч и его Эсквайр

Земная книга создала маленький Вертдом – книга, которая была написана по вольной прихоти ее автора, Филиппа. И происходит удивительное: огромная планета Рутен, то есть Земля вообще и реформированная Россия в частности – питается эманациями виртуальной игрушки и в какой-то мере одним этим жива. И чтобы скрепить эту связь, в Вертдоме пишется встречная рукопись, каждая каллиграмма которой – новелла, а вместе они слагаются в историю. История эта продолжает сочинённое Филиппом: оруженосец, иначе на древнем языке эсквайр Хельмута, Арман описывает рождение своей дочери от вдовы Хельмута, царствование короля Ортоса, сына самого Хельма, удивительный Морской Народ, живущий по границам большого вертдомского острова, приключения и войны.


15 суток

«Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты».Писано на конкурс Публиканта «Книга будущего». Опубликовано в журнале «Реальность фантастики» № 4, 2005 год; в альманахе «Безымянная звезда» (Москва) № 5 (февраль), 2006.


В зарослях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.