墨瓦 Мова - [54]

Шрифт
Интервал

— А прикольно, что лучшую антирекламу мовы склепали прожженные мова-наркоты, — широко улыбнулся я, когда церемония уже закончилась.

Я оставил ему оригинал диплома, а себе сделал копию. Хранить такие бумажки, значит признать, что ни на что лучшее ты в жизни не способен и рассчитывать на что-то больше уже не можешь. Вот она, кульминация твоей жизни.

— Ну да, прикольно, — улыбнулся он. — Но, знаешь, странно, что это проканало. Потому что этот образ можно было использовать и для рекламы мовы. Просто поменять подпись: мол, говори только на мове. А рисунок оставить таким же. С выводом: мова — это хорошо, а русский язык — змеиный. Я специально так извратился, чтобы бога мовы не гневить, — верил же человек в какого-то там «бога мовы».

Так и произошел наш coming out: шифроваться друг от друга после такого не имело никакого смысла. Ганин оказался человеком, который постоянно употреблял уже двадцать лет. Он изучил все нюансы мовы настолько хорошо, что мог, наверное, сам создавать на ней наркотические свертки, но ленился. Он прошел через стадию «покупаю у цыган», когда меня как мова-наркота еще не было на свете. Он отказался от услуг чайна-тауна, когда я еще делал первые шаги на дискотеке. Он знал все. И главное: у него был свой дилер.

Я долго ждал предложения записать телефончик барыги, который снабжал его свертками. Но Ганин все не делился. Мы превратились уже почти в друзей, если слово «друг» еще имеет какой-то смысл. Мы много времени проводили вместе, а он — все не кололся, сам не предлагал, а спрашивать в таких случаях не принято.

Мы с ним придумали игру, с которой после работы бродили по безлюдным кафешкам Города призраков. Выходя из офиса, он брал с собой винтажную шахматную доску: желтая сосна, деревянные лакированные фигуры. У ферзя и короля были отломаны пластмассовые короны, которые должны были обозначать их монаршее достоинство. Мы садились в кресла из потрескавшейся зеленой кожи, заказывали — он пиво, я чай — и начинали турнир. Кстати, причина, по которой он, торч-ветеран, чье сознание было пронизано ледяными шипами всевозможных мова-приходов, травил свои внутренности вонючей бражкой «Балтики», для меня остается загадкой. Он говорил, что «с пивом — уютнее», что бы это ни значило. Ганину тяжело давались слова, но я уверен, что если бы он задался целью мне объяснить свою зависимость от пива, он бы думал два дня и изобразил это так, что на пиво подсел бы я.

Так вот, мы склонялись над доской, и со стороны это выглядело так, будто два хипстера из прошлого решили помериться силами в модной игре. Но на самом деле мы играли не совсем по правилам и даже с нарушением Уголовного кодекса. После каждого хода на доске каждый из нас делал ход словом. Тихо, чтобы не услышали посторонние. «Лопата», — говорил я и передвигал ладью на позицию атаки. «Рыдлёўка», — переводил Ганин и пробовал защитить ферзя пешкой. «Шыпшына», — загадывал он слова на мова-коде и с досадой наблюдал за тем, как моя защищенная с фланга ладья съедает пешку и снова открывает проход к королеве. В шахматы он играл плохо. Может быть, потому что эта игра тогда была в моде. «Сирень», — озвучивал я свой вариант перевода, взятый, конечно, с потолка. Потому что откуда я мог знать, что такое «шыпшына». «Сирень? Ты уверен?». «Ну да, — начинал я нервничать, предчувствуя поражение, — и то, и другое — женского рода». «Не угадал», — Ганин с удовлетворением отхлебывал пиво, возвращал на место пешку, а мою ладью переставлял туда, откуда он ходил. Ошибка в мове не только давала игроку право пересмотреть свой последний ход, но и отменить ход соперника. За несколько месяцев нашей мова-игры я выучил все названия месяцев, цветов, ягод, блюд — даже тех, которых я не знал и по-русски. Я узнал, что такое «ялавічына» и «крушына», узнал тайны «явара» и «алешыны».

Каждый раз перед началом дуэли мы делали символическую ставку, чаще всего — кто платит по счету. Но однажды он предложил сыграть не символически. Ставкой был один мерзкий заказ, от которого он хотел отказаться и который мог взять на себя я, вместе с тем кровавым поносом, который заказ с неизбежностью обещал (заказчиками были производители искусственного мяса, а я вам скажу, что более капризных людей, чем эти, в мире не существует: в каждом собеседнике они будто бы видят искусственно выращенную в пробирке бифштексину, которая на клеточном уровне развилась до способности разговаривать, спорить, даже кричать, а способности мыслить при этом, конечно, не приобрела).

«А чего хочешь ты?» — спросил он. «Контакты твоего дилера», — мне показалось, что это неплохая шутка. Но с учетом того, что мовы я к тому времени не употреблял уже, наверное, с полгода, это прозвучало так эмоционально, что совсем на шутку не походило. Он сочувственно хмыкнул и согласился. Конечно же, я продул. Попробуйте поиграть с компьютером при условии, что вы в любой момент можете переиграть свой ход или запретить ход своему сопернику. Победить в таких обстоятельствах просто невозможно. Я получил от него «тэ зэ» по заказу «колбасников» и готовился к нескольким бессонным ночам. А после этого — еще неделе выноса мозга при утверждении результатов, потому что с мозгом они умели сделать такое, что в голову хотелось собственноручно запихнуть бесформенную субстанцию, которой они торговали. Но тут он сделал следующее. Взял бумагу и написал адрес, пометив рядом: «Сергей из Зеленого Луга». Протянул мне и добавил, очень проникновенно:


Еще от автора Виктор Валерьевич Мартинович
Ночь

Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас.


Сфагнум

«Карты, деньги, два ствола» в беларуской провинции или «Люди на болоте» XXI столетия? Эта гангста-сказка с поганщчиной и хеппи-эндом — самая смешная и трогательная книга писателя.


Паранойя

Эта книга — заявка на новый жанр. Жанр, который сам автор, доктор истории искусств, доцент Европейского гуманитарного университета, редактор популярного беларуского еженедельника, определяет как «reality-антиутопия». «Специфика нашего века заключается в том, что антиутопии можно писать на совершенно реальном материале. Не нужно больше выдумывать „1984“, просто посмотрите по сторонам», — призывает роман. Текст — про чувство, которое возникает, когда среди ночи звонит телефон, и вы снимаете трубку, просыпаясь прямо в гулкое молчание на том конце провода.


Озеро Радости

История взросления девушки Яси, описанная Виктором Мартиновичем, подкупает сочетанием простого человеческого сочувствия героине романа и жесткого, трезвого взгляда на реальность, в которую ей приходится окунуться. Действие разворачивается в Минске, Москве, Вильнюсе, в элитном поселке и заштатном районном городке. Проблемы наваливаются, кажется, все против Яси — и родной отец, и государство, и друзья… Но она выстоит, справится. Потому что с детства запомнит урок то ли лунной географии, то ли житейской мудрости: чтобы добраться до Озера Радости, нужно сесть в лодку и плыть — подальше от Озера Сновидений и Моря Спокойствия… Оценивая творческую манеру Виктора Мартиновича, американцы отмечают его «интеллект и едкое остроумие» (Publishers Weekly, США)


Родина. Марк Шагал в Витебске

Книга представляет собой первую попытку реконструкции и осмысления отношений Марка Шагала с родным Витебском. Как воспринимались эксперименты художника по украшению города к первой годовщине Октябрьской революции? Почему на самом деле он уехал оттуда? Как получилось, что картины мастера оказались замалеванными его же учениками? Куда делось наследие Шагала из музея, который он создал? Но главный вопрос, которым задается автор: как опыт, полученный в Витебске, повлиял на формирование нового языка художника? Исследование впервые объединяет в единый нарратив пережитое Шагалом в Витебске в 1918–1920 годах и позднесоветскую политику памяти, пытавшуюся предать забвению его имя.


Рекомендуем почитать
Накануне катастрофы

Сверхдержавы ведут холодную войну, играют в бесконечные шпионские игры, в то время как к Земле стремительно приближается астероид, который неминуемо столкнется с планетой. Хватит ли правительствам здравомыслия, чтобы объединиться перед лицом глобальной угрозы? Рисунки О. Маринина.


Древо жизни. Книга 3

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хроники Маджипура. Время перемен

В книгу вошли два романа:«Хроники Маджипура»Юноша Хиссуне, работающий в Лабиринте, находит способ пробраться в Регистр памяти, хранящий множество историй, накопленных за тысячелетия существования человеческой цивилизации на Маджипуре. Перед его глазами вновь происходят самые разные события из самых разных эпох маджипурской истории.«Время перемен»Действие происходит в отдаленном будущем на планете Борсен, заселенной потомками мигрантов с Земли, которая к тому времени практически погибла в результате экологических бедствий.


Волк за волком

Ее история началась в поезде.На дворе 1956-ой год, и миром правят осевые силы Третьего Рейха и Императорской Японии. Чтобы отпраздновать свою победу, Гитлер и Император Хирохито устраивают тур Аксис: ежегодное соревнование мотоциклистов среди соединенных континентов. Победитель награждается аудиенцией с крайне скрытным, ставшим почти затворником, Адольфом Гитлером в Токио, на Балу Победителей.Яэль, бывшая заключенная лагеря смерти, насмотрелась на достаточное количество страданий, и пять волков, вытатуированных у нее на руке, являются постоянным напоминанием о тех дорогих ей людях, которых она потеряла.


Наследник

«Ура! Мне двенадцать! Куча подарков от всех моих мам и пап!».


«Окаянные дни»

«… Были, конечно, и те немногие, кто свято верил в торжество прогресса. Но издательство тщательно скрывало имена разработчиков программы «PCwriter-2008», поэтому всем приходилось довольствоваться только слухами. А уж слухов в профессиональном сообществе всегда хватало. По одной из версий, программу набросали левой ногой два сисадмина из «Кока-Кола Боттлерс Россия». Идея, мол, давно носилась в воздухе, а поймал ее за хвост бывший кракер Роман Седельников, больше известный как Линукс. Помогал ему, якобы, некий Гамовер (настоящее имя не установлено)