Моторы заглушили на Эльбе - [4]

На остановке я прошелся вдоль колонны. Задержался возле экипажа младшего лейтенанта Федора Марычева.

— Трудновато приходится? — спросил офицера.

— Привычно, товарищ майор.

— Люди не мерзнут?

— Нет. Боевое отделение закрыто брезентом, под ним тепло.

Из люка механика-водителя высунул голову сержант Тавенко:

— Хороша ночка, товарищ майор! Сколько звезд на небе! А Сытытов спрятался под брезент и ничего не видит.

— Тебе, Петро, хорошо возле мотора, тепло, — отозвался Сытытов откуда-то из глубины боевого отделения. — Но ничего, придет лето, жара — посмотрим, как ты запоешь.

— Лето, думаю, проведем на фронте, там всем будет жарко…

К утру заняли исходные позиции на опушке леса. Собрав офицеров, командир полка подвел итоги марша и поставил задачу на боевые стрельбы.

После завтрака закипела работа: готовили к бою орудия, чистили снаряды. Командиры напоминали бойцам их задачи и особенности действий экипажей САУ в бою.

В небо взвилась красная ракета. Машины 1-й батареи в снежном вихре устремились к огневому рубежу. Вот одна из них остановилась на секунду-другую — выстрел, вторая — выстрел… Снаряды ложились точно в цель.

За «полем боя» следили десятки глаз: не только руководители занятия и офицеры штаба, но и бойцы других батарей. Переживали за товарищей, прикидывали, как бы поступили на их месте.

— Дадим огонь батареей: пусть люди увидят эффект групповой стрельбы, — предложил Кириллов.

По рации последовал приказ комбату, и тот взмахнул флажком. Пять самоходок направили стволы орудий на видневшийся вдали дзот. Залп — и на месте дзота поднялся столб земли, огня, пыли.

— Молодцы! — похвалил начальник штаба учебного центра.

— Да, несдобровать гитлеровцам под нашим огнем и в дзотах, — заметил Кириллов.

А на огневой рубеж выходили новые самоходки. Рос накал соревнования. Все чаще приходилось давать отбой, чтобы восстановить разрушенные дзоты.

На обратном марше в поселок экипажи выполняли различные вводные командира полка.

Вечером в казарме состоялось подведение итогов. Воины оживленно обменивались впечатлениями от событий дня. После выступления командира полка бойцов поздравил представитель учебного центра. Зачитали приказ. Лучшим экипажам Т. И. Давыдова, Ф. Ф. Марычева и П. И. Шевелева командир объявил благодарность. За отличное знание боевой техники и искусное вождение машин в трудных условиях механики-водительи И. А. Соколов, П. 3. Тавенко, А. И. Гаранин, В. М. Куликов и Л. К. Куртеев получили нагрудные знаки «Отличный танкист». За прочные знания артиллерийского вооружения и отличную стрельбу наводчики орудий В. В, Ларионов, И. М. Сытытов, В. М. Першин, В. Л. Чирков, Г. Е. Минаев были удостоены нагрудных знаков «Отличный артиллерист». Водители автомашин П. С. Беспалов и Д. Файзулаев получили нагрудные знаки «Отличный шофер».

На фронт!

22 марта на станцию погрузки подали эшелон. Эта новость молнией облетела подразделения. Внимательный глаз не мог не заметить: весть об отправке на фронт подтянула людей, больше стало сосредоточенности, деловитости, острее чувство ответственности — Родина звала в бой! Куда, на какой участок огромного фронта, пока оставалось неведомым.

Времени на погрузку потребовалось немного. У стоявшего на путях эшелона собрался чуть ли не весь поселок. За время формирования полка у воинов появились друзья, знакомые. И вот теперь они тепло прощались с бойцами, желали им победы.

…Миновали Курск, Ворожбу, Нежин… Впереди — Киев. Вокруг опустошенный врагом край. Подолгу стоял я у приоткрытых дверей вагона, всматриваясь в заснеженную даль, в ночную тьму. Знала бы мать, что ее сын будет на станции Дарница, от которой до Драбова рукой подать, — птицей быстрокрылой прилетела бы. Три ее старших сына ушли на фронт в первые дни войны. Двое младших и три дочери остались с ней во вражеском тылу. О судьбе родных я узнал из письма брата Александра вскоре после освобождения Левобережной Украины. Больной старик-отец умер вскоре после прихода немцев. Сестру Дуняшу фашисты угнали в Германию. Вместе с ней взяли и Ваню — братишку 17 лет. В пути, сорвав решетку с окна вагона, Иван бежал с группой товарищей. Они прятались в деревнях до прихода Красной Армии, а затем вступили в ее ряды.

Душой и сердцем я был с родными, словно наяву, обнимал мать, прижимал к груди, вытирал ее слезы.

Наверное, каждый из нас, проезжая в то суровое время мимо родных мест, пережил подобное. Это пронзительное чувство любви к родному дому удесятеряло силы в борьбе с врагом, рождало готовность отдать жизнь за Родину.

Родина… Для меня и моих сверстников, для всех нас, фронтовиков, она начиналась с того места на нашей советской земле, где родился, сделал первые шаги, ощутил теплое прикосновение добрых материнских рук, прочитал в букваре первое слово. В родном селе Драбове прошла моя комсомольская юность, здесь в памятный для меня июньский день 1937 года я стал кандидатом партии. А дальше — служба в армии, война, ранение под Лобанове, сражение под Ржевом, орден за отличие в боях под станицей Крымской на Кубани. Сколько раз в окопах и землянках, на госпитальной койке я переносился мыслями на родную землю, поруганную и истерзанную врагом. «Как там дома? Что с мамой, братьями, сестрами? Живы ли?» Тяжелые, трудные думы…