Мост к людям - [99]

— По тебе видать, что надо доложить… — сердито глянула девочка и ступила на первую ступеньку. Потом снова обернулась к нему одним только лицом — теперь оно было сосредоточенным и суровым. — Только ты ответа не жди. Постарайся их удерживать как можно дольше, а я ответ сама принесу.

Она сошла вниз и исчезла за утлой дверкой.

Дзюба еще с минуту потоптался на месте, не зная, что делать. Вдруг за озером разнесся тяжелый, раскатистый взрыв. Матрос резко повернулся в ту сторону, откуда катилось глухое эхо. Должно быть, немцы угодили в снаряды, прикопанные у самого берега. А может, так налегли, что пришлось самим их взорвать? Дзюбу всполошило такое предположение. Он бросился вниз, в чащу, и через несколько минут уже спускал на воду легонькую лодку.

Он быстро загребал воду веслом под широкое днище, внимательно всматривался в синеватый сумрак, что клубился на противоположном берегу, перемешанный с дымом от недавнего взрыва, но думал о насмешливых словах девочки. Конечно, положение тяжелое, наверное, и Леся понимает, что сдержать вражеский натиск вряд ли удастся… Но ведь недаром она бросила ему в лицо те обидные слова. Значит, у Вовкобоя есть определенные намерения, о которых девочке что-то известно… Она все время возле командира и не решилась бы насмешничать, если бы не знала точно, что Вовкобой видит какой-то выход из тяжелого положения и потому не считает его таким тяжелым: значит, надо во что бы то ни стало сдержать вражеский натиск, сберечь больше людей и боеприпасов, и Леся принесет приказ, который спасет отряд!

Когда Дзюба прополз через ход сообщения и наконец добрался до своего окопа, положение было критическое. Немцам действительно удалось взорвать склад боеприпасов, и теперь уже партизанам недоставало патронов для пулеметных дисков и лент. Наверное, немцы почувствовали, что огонь ослаб, и начали заходить с флангов. Бойцы постепенно отходили к озеру, ненадолго залегали и отстреливались. Крайне уставшие, они были похожи на темные привидения, которые вдруг припадали к земле, подхватывались, внезапно перебегали на другое место и снова замирали, припав к влажному, поросшему травой побережью.

Весть о том, что тяжело раненный командир вот-вот должен прислать новый приказ, ободрила даже эти разбросанные вдоль берега привидения. Значит, жив. Значит, способен решать и даже руководить. Стало быть, выход найдет, как находил не раз. Из последних сил старались овладеть собою, преодолеть усталость, бросавшую в равнодушие безысходности, старались зацепиться еще за один клочок приозерной земли, чтобы хоть временно задержаться в ожидании нового приказа. Минуло четверть часа, может, немного больше, и все поняли, что отступление действительно прекратилось и партизанам посчастливилось зацепиться за сырой берег крепче. Все чувствовали, что это напряжение — последнее, что если минет еще четверть часа и немцы нажмут снова, ни у одного бойца не будет сил. И все невольно снова поглядывали назад, где в прогалинах между ветвистыми деревьями виднелась серая полоска озерной воды: оттуда должна была прийти спасительная весть от Вовкобоя…

Вдруг из-за дальних деревьев мелькнуло голубое пятнышко, оно быстро приближалось, росло, и вскоре все узнали тоненькую фигурку знакомой девочки. Леся бежала не пригибаясь, хотя пространство насквозь простреливалось. Бойцы замерли, даже пулеметы, изредка еще строчившие перед тем, захлебнулись и умолкли, словно и они понимали, что приближается вестник. Леся бежала и вдруг пропала с глаз — ее поглотил неглубокий ход сообщения. Теперь все повернулись лицом в сторону окопа, в котором по-прежнему впереди всех был Дзюба. И точно, через мгновение она появилась там — не одна только девичья головка с соломенными косичками, а вся, в полный рост, в голубом платьице, ярко вырисовывавшемся на фоне лесной зелени. На миг она повернулась лицом к озеру, вдоль которого залегли бойцы, и крикнула:

— По приказу Вовкобоя — за мной!

Леся кинулась вперед между деревьями, высоко подняв над головой две гранаты. Она бежала и не оглядывалась, словно уверена была, что все поднялись и бегут следом. И точно, сразу же из окопа выскочил Дзюба, и встречный ветерок донес его выкрик:

— Вперед, вперед!

Бойцы поднимались и бежали, держа винтовки наперевес. И странно — стрельба с вражеской стороны почему-то вдруг затихла, словно и немцы загляделись на тоненькую фигурку в голубом платьице, словно и их она поразила или даже околдовала.

Но кончились несколько минут оцепенения, и из вражеских окопов отозвался одиночный выстрел, потом раздалась короткая очередь из ручного пулемета… Огонь усиливался, лесную чащу наполнял громовой грохот, похожий то на непрерывный стон, то на раскатистый рев, и через несколько минут уже не слышно стало ни отдельных голосов, ни отдельных выстрелов. Но пули все же попадали в цель не часто — вековые стволы защищали бойцов своей широкой грудью, чаще всего принимая на себя смертельные удары.

Атака длилась недолго. Неожиданная и дерзкая, она заставила немцев закопаться в скользкие норы, полные болотной жижи. Через их головы били свои танки. Но снаряды не проникали сквозь чащу, а танки пройти не могли. Лес защищал партизан, как стена: воевать должны были только люди против людей.