Мост к людям - [106]

— Ну, я пошел, — говорит он вдруг и резко поднимается. — Ауфвидерзеен!

Он ловко переступает через кирпичные глыбы у дома, стоявшего когда-то напротив уцелевшего здания библиотеки КПСС, и похоже, что ему идти не мешают ни многочисленные кассеты, торчащие из-за юфтевых голенищ, ни довольно большая торба на спине, из которой высовываются подшитые резиной старые валенки. Немецкие гранаты с длиннющими деревянными ручками болтаются на поясе и, казалось, тоже должны были бы мешать идти, но, видимо, не мешают — привык.

Сегодня седьмое ноября 1943 года. Киев освобожден вчера. В предвоенные годы в этот день вокруг бурлила праздничная толпа демонстрантов, на этой площади они строились и наводили порядок в своих рядах перед тем, как организованными колоннами вступить на Крещатик. Сейчас тут почти нет людей, одиночные бойцы форсируют развалины, пытаясь перейти улицу.

Мой случайный знакомый исчезает за уцелевшим углом, а я все еще сижу. То, что он мне рассказал здесь, возле стадиона, стоит перед глазами, словно живое видение: ведь я когда-то частенько бывал на футбольных матчах, и мне легко представить себе стадион, заполненный людьми. Мне знакомы к тому же и все фамилии, которые он называл, а кое-кого я даже знал лично. Почему они оказались в захваченном врагом Киеве? А впрочем, разве трудно на это ответить, если вспомнить, что творилось на Левобережье осенью сорок первого, когда враг окружил и прижал нас в болотах на границе Полтавщины и Сумщины? Ведь десятки, сотни тысяч других тоже оказались в их положении!..

Как сухой бурьян, катилась тогда война на восток опустошенными степями. Как бурьян, задерживалась под степными курганами и остатками сожженных деревень и, подхваченная новым порывом неистового урагана, мчала дальше — за пределы Украины, на Дон, в приволжские степи…

Война уже гремела далеко, до Киева не доносился ни грохот снарядов, ни угарный смрад пожарищ, а город не оживал, улицы были пустынны. Люди, как и во время боев, жались друг к другу в ямах и подвалах взорванных домов, прячась от бдительных глаз оккупантских патрулей и все еще уповая на чудо.

Однако зловещее молчание большого города оккупанты уж никак не истолковывали признаком смирения. Но им нужны были рабочие руки. Город уже находился в глубоком тылу, необходимо было наладить работу хотя бы мелких предприятий и мастерских. А когда люди прячутся и их трудно выгнать из укрытий, приходится прибегать к хитростям, выманивать их из потайных нор.

Сначала из репродукторов прозвучали предупреждения и угрозы. Но это не очень помогло. Потом обратились к печати — на страницах единственной газетенки, которая начала выходить на украинском языке, появились весьма примитивные статьи, смысл которых в конечном итоге тоже сводился к угрожающим предупреждениям. Пришлось даже выписать из Берлина актеров и актрис: когда не помогает кнут, можно попытаться прибегнуть к прянику.

Но театральное помещение зияло пустотой, а в кинотеатрах, где демонстрировались сладенькие мелодрамы и жеребячьи комедии, развлекалась тыловая солдатня — голодным людям было не до мелодрам и пошлых комедий.

Комендант города сатанел. Он готов был прибегнуть к испытанным методам. И вдруг в комендатуру зашел начальник концлагеря, находящегося на Сырце, с блестящим предложением. Как ему удалось выяснить, среди пленных, которых не успели расстрелять, в концлагере находятся знаменитые киевские футболисты Клименко, Тутчев, Кузьменко, а также непобедимый вратарь Трусевич. Вот, дескать, если бы выпустить любимцев города на стадион, это расшевелило бы киевлян, выползли бы из своих подземных укрытий!

Предложение понравилось. Армейские футбольные команды у немцев были, так что можно устраивать матч по всем спортивным правилам. Увлеченные перспективой добиться своего, комендант города и новоиспеченный бургомистр уже готовы были согласиться. Но возникло новое затруднение: ведь такие мастера бесспорно выиграют у армейских любителей, а это может поставить в нежелательное положение представителей победоносной армии.

Что и говорить, сомнения были небезосновательны. Однако начальник концлагеря нашел остроумный и беспроигрышный выход: вряд ли сыщется человек, который не согласится пропустить мяч в свои ворота, если ему за это обещана жизнь. С таким аргументом пришлось согласиться. Итак, пленных футболистов начальник концлагеря взял на себя, а все остальное должны были устроить бургомистр и комендант города.

На следующий день на стенах домов появились цветные афиши. Командование оккупационными войсками сообщало не только о предстоящем матче, а и поименный состав игроков, не забыв добавить к фамилии каждого советского футболиста его спортивное звание, а также перечень всех медалей, полученных каждым в предвоенных чемпионатах.

Известие о предстоящем футбольном матче поразило киевлян. Нет, не тем, что в такое время оккупантам стукнуло в голову устраивать спортивное развлечение, они не могли не понимать, что сейчас не до футбола даже бывшим заядлым болельщикам; потрясло то, что спортсмены, имена которых знали даже те, кто никогда в жизни не бывал на стадионе, решились на игру с оккупантами. Что это, измена или результат истязаний? А может, обычная провокация с целью заманить людей на стадион, словно в волчью яму, откуда уже никто не выберется?