Мост - [49]

— Да не тебя, я себя ругаю. Намаялся я в поезде, обрадовался, что сразу нашел попутчика, да еще с волчьим тулупом. Ну да ладно. Там он не уйдет от Захара Тайманкина. Знаешь ты Сахгара Святого? Помнишь его?

— Еще бы! — Тражук, захлебываясь, рассказал все, что знал про Румаша, сына Захара, про его письма. Спросил, что это за оружие — револьвер «бульдог», обещанный ему другом.

— Оружие? — усмехнулся солдат, — Детская игрушка, а не оружие. Вот, возьми! — Он вытащил из кармана шинели наган, покрутил барабан, высыпал патроны в рукавицу. Тражук голыми руками взялся за вороненое железо, повертел наган, причмокнул языком от удовольствия и неожиданно заключил, подув на пальцы:

— Им только летом воевать. Больно уж холодное!

— Ты еще дите, — улыбнулся Михаил.

Осокин осторожно заговорил о брате. Тражук многое выложил, что знал о дяде Тимруке, но кое о чем решил умолчать.

Солдат развеселился.

— Умный мужик, а? Грамотный? Газеты, значит, читает, раз выкрикивает: «Долой министров-капиталистов!» А любимое свое словечко не забыл?

— Это заману-то? — усмехнулся Тражук. — Нет, не забыл. Встретит кого на улице, вместо «здравствуй» кричит «замана!». И зачем он коверкает чувашское слово?

— Да это он воображает, что говорит как русский. Твердо. Наверно, у него вместо «капиталисты» получается «габидалисты». Так, что ли? Я сам сначала смешил людей, нажимая на все согласные. А вот «ш» иногда не выговариваю. А правда, умница мой братан? Вот кого надо было бы послать на съезд. Хороший он. Когда умер отец, сказал; «Не горюй, Мишши, выведу тебя в люди» — и в тот же год послал в школу. А потом я его сам научил грамоте. Неужели даже в Совет его не выбрали?

Тражук замялся: нелегко говорить человеку неприятное.

— Пить начал. Да водит дружбу с одними куштанами.

Солдат минуту помолчал…

— Так, говоришь, Симун не заодно с эсерами? Молодец он! — поставил точку солдат и поднял волчий воротник тулупа.

Впереди замаячила колокольня ероховской каменной церкви.

В Ероховке путники задержались дольше, чем предполагал Тражук. Осокин где-то пропадал, вернулся на заезжий, когда зажглись огни.

— Что же теперь делать будем, Мишши пичче? — растерянно спросил его Тражук. — Ночевать, что ли, тут будем?

— Что-что? Я тебе дам ночевать, ек-сэк! Запрягай. Сам буду править. Надевай волчий тулуп и дрыхни. За два часа домчу до дому. Подумаешь, двадцать пять верст.

Тражук и вправду проспал весь остаток пути.

— Вставай, шуйтан безрогий! — узнал он, просыпаясь, знакомый голос солдата. — Ек-сэк! Лошадка тянет меня к мурзабаевскому дому. А я не знаю, куда ехать. Где поселился твой Симун?

Тражук хотел было взяться за вожжи.

— Не дам! — воспротивился Михаил. — Ты только скажи куда.

— Через верхний мост, — буркнул Тражук.

— A-а, в Малдыгас. Люблю. Там беднота живет.

— А потом вправо, на горку!

— Да ты что, очумел? На гумне, что ль, будем ночевать? Ведь не заявляться же к брату ночью. Слышь, петухи поют.

— Угу! — обрадовался Тражук. — Заночуешь у нас, за гумнами… Плаги акка будет рада. Она добрая.

…Солдат Осокин и утром не спешил к брату. Позавтракав у приветливой хозяйки, он отправился в Сухоречку.

Тражук до обеда читал и посматривал в окно. Дом дяди Тимрука стоял за речкой на косогоре. Солдат, видать, от русских еще не вернулся. Тражук решил пройти по улице Твайкки в надежде встретиться с Михаилом еще хоть раз. Но увидел он не Осокина, а его брата, дядю Тимрука, выходившего со двора Смолякова в обнимку с Карпом Фальшиным. Смешная пара. Фальшин в романовском полушубке, на ногах — валенки, Тимрук — в рыжем худом сукмане и в лаптях. Приземистый Фальшин отталкивал от себя тщедушного, высокого Тимрука, а тот, громко выражая свой восторг, лез целоваться. Дядя Тимрук выкрикнул имя отца Тражука и упал на заледеневшую тропинку, вскочил и как ни в чем не бывало, растопырив руки, опять полез к Фальшину. На этот раз Тражук разобрал слова пьяного Тимрука: «Постой, Карп Макарыч, скажи, для-ради Христа, зачем ты отобрал пегашку у Сибада-Михайлы?» И снова Тимрук полетел наземь от сильного толчка Фальшина. Но он вскочил, снова выкрикнул имя Сибады, полез к Фальшину и снова свалился…

Бабы у ворот громко роптали:

— Ай, батюшки, убьет этот непутевый русский Заману-Тимрука.

Тражук застыл на месте. Фальшин сильным ударом сшиб беднягу и принялся пинать ногами. Молодому парню не пристало связываться с пьяными мужиками. «Эх, Илюша не посмотрел бы ни на что, звезданул бы этого Фальшина…» Но в это время кто-то действительно так звезданул негодяя, что тот отлетел на несколько шагов и с грохотом ударился о ворота двора Смолякова. Да это Вись-Ягур! А вон бежит и Мишши пичче.

Ягур поднял за ворот Фальшина, развернулся было для удара.

— Стой, Егор Егорыч! — подоспевший солдат отвел его руку. — Убьешь человека, отвечать придется.

— Ах ты сволочь! Кусок старого режима, — скрежетал зубами огромный Ягур, встряхнул Фальшина и подтолкнул к мосту через Ольховку.

Дядя Тимрук поднялся на ноги и в изумлении уставился на солдата.

— Замана! — завопил он. — Мишша, Мишшук, Мишши! Мой брат, юхтар-малахай! Люди, глядите, это мой родной брат Мишши. Салдак… Нет, генерал!