Мост - [50]
— Порядок, Эрнст, — сказал он хрипло, — ты же знаешь, я твой друг!
Шольтен остановился перед Хампелем.
— Вы не взорвете мост! — повторил Шольтен, взяв автомат на изготовку. Его рука легла на спуск.
— Не делайте глупостей! — умоляюще сказал лейтенант, и в глазах у него появился страх. Правая рука скользнула по поясу, нащупывая кобуру.
— Не сметь! — угрожающе произнес Шольтен. — И убирайтесь с моста! Тогда все будет в порядке!
Люди в люках бросили работу. Они молча ждали, что будет дальше.
Хампель повернулся к ним:
— Приказа «отставить» не было! Делайте свое дело! И взорвите его, наконец, ко всем чертям! — Его голос сорвался — Здесь вам не детский сад! У нас еще пока война!
Лейтенант посмотрел на часы. «Черт возьми! Мы уже давно должны были убраться отсюда!» — подумал он и снова рявкнул на солдат:
— Быстро! Кончайте возню! И скорее шнуры по два на шахту. После этого сматываться!
Один из солдат снова было протянул руку к ящику.
— Руки прочь! — повернулся к нему Шольтен. В тот же миг лейтенант, вытащив пистолет, левой рукой отвел предохранитель. Но спустить курок уже не успел.
Его настигла пуля, выпущенная почти в упор из армейского карабина образца «К-98».
Альберт Мутц, смертельно бледный, опустил оружие.
Альберт Мутц и пятая заповедь
«Не убий!» — гласит заповедь, и Альберт Мутц верил, что никогда в жизни, даже в помыслах своих, не нарушит ее. На раскрашенной иллюстрации к Ветхому завету, который стоял в книжном шкафу у матери, было изображено, как господь гневается на Каина, убившего Авеля. Каждый раз, когда маленький Альберт разглядывал картинку, его пугал испепеляющий взгляд бога. И он верил, что никогда в жизни никого не убьет.
Но когда ему было шесть лет, он задушил бы своего черного котенка, если бы вовремя не вошла его мать. Котенок мирно лежал у него на коленях, а когда ему захотелось соскочить и мальчик стал его удерживать, котенок вцепился коготками Альберту в руку. Альберт выпустил было его, потом схватил обеими руками и вне себя от боли и ярости стал душить.
Мать молча дала ему пощечину и оставила одного. Он стоял, а слезы градом катились у него по щекам. Но вдруг он почувствовал, что котенок, мурлыча, потерся об его ногу. В порыве раскаяния мальчик поднял его, прижался лицом к мягкой шерстке, и ему страстно захотелось как-нибудь загладить свою вину.
Мать с тихой ласковой улыбкой наблюдала за ним. За ужином она поставила перед сыном тарелку с картошкой и овощами и как бы между прочим заметила:
— А колбасу я отдала котенку. Ведь я правильно поступила, Альберт?
Он мужественно кивнул в ответ, хотя только что глотал слюнки в предвкушении вкусного ужина.
Вечером в постели он молился: «Добрый боженька, прости меня за то, что я мучил котенка, сделай так, чтобы котенок на меня больше не сердился». И добрый боженька доказал маленькому Альберту, что он услышал его молитву. Когда мать вошла в комнату, чтобы окропить мальчика святой водой, котенок тихонько прокрался за ней на своих мягких лапках, вспрыгнул на кровать, улегся на плечо Альберта, прижавшись бархатной спинкой к щеке мальчика, и замурлыкал. Альберт заснул, счастливый. А мать погасила свет и, выходя из комнаты, растроганно улыбнулась.
В тот день мальчик понял лишь одно: нельзя мучить животных. И когда два дня спустя к нему пришел товарищ и они вместе стали рассматривать мамины альбомы с фотографиями, возник спор. Оба хотели смотреть один и тот же альбом. И тогда Альберт, ослепленный яростью, схватил тяжелый альбом и изо всей силы ткнул им приятеля в живот. Тот завопил, будто его режут. Мать отшлепала своего отпрыска выбивалкой от ковра, которая в ту минуту оказалась у нее в руках.
На следующий день они пошли в церковь. Мать остановилась перед изображением жутких мучений грешников в чистилище. Мальчик долго смотрел на эту страшную картину, освещенную слабым светом мерцающих свечей.
— Что они делают, мама? — спросил Альберт с таким ужасом, что мать едва удержалась от улыбки.
— Они искупают свои грехи, Альберт.
— Что значит — искупают?
— Когда кто-нибудь совершит зло, то боженьке становится очень больно. Ведь боженька, создавший и тебя и меня, любит всех нас. И он не хочет, чтобы мы причиняли друг другу зло. Это его огорчает. Делать зло — значит совершать грех. А в грехах нужно каяться. Их следует искупать. Поэтому-то люди, которые совершают зло, испытывают страх. Это и называется нечистой совестью.
— Я никогда не буду больше делать зло, — пообещал Альберт. — Пойдем отсюда, мама! — И они вышли.
С тех пор минуло два года, мальчик получил в подарок духовое ружье, о котором давно и страстно мечтал. Его подарила одна из теток; мать была против такого подарка.
В коридоре квартиры Альберт устроил тир. На входной двери мать повесила толстый войлочный ковер и приколола к нему мишень.
Альберт стрелял, рядом стоял его приятель, тому тоже не терпелось стрельнуть хоть разок. Прождав с полчаса, он, наконец, сказал:
— Альберт, позволь и мне выстрелить!
Но Альберту хотелось сделать еще три выстрела, потом еще три и так без конца, пока приятель не потерял терпения. Он схватил ружье за ствол, Альберт держал его за приклад. Так стояли они некоторое время, вцепившись в ружье, и громко спорили, кому стрелять. Вдруг Альберт неожиданно резко рванул ружье к себе, и его приятель сразу же с ревом отступил. Мушка на конце ствола разодрала мальчику руку во всю ширину ладони.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.