«Моссад» — первые полвека - [112]

В выступлениях Анвара Садата,[49] нового египетского президента, который сменил умершего Насера, появлялись все чаще намеки, которые трудно было списать на привычную арабскую риторику — но обращали внимание не на них, а, скажем, на сообщение французской «Монд», которое появилось накануне войны и вовсю отдавало типичной дезинформацией: «Молодые и неопытные солдаты президента Садата не в состоянии овладеть и пользоваться сложной советской техникой». Кстати, не получали оценки многие пропагандистские акции арабских стран; например, распускался (спецслужбами) слух о причастности «Моссад» к этому, говорили, что завербованный массажист втирал президенту некую таинственную мазь, которая вызвала смерть — в общем, нечто весьма похожее на слухи и пропагандистские действия, которые некогда распространялись в СССР в связи с «делом врачей» — а единственной реакцией в Израиле было журнальное зубоскальство. Постоянно проводились большие маневры и движение египетских и сирийских войск, — но необходимые и достаточные, хотя вполне рутинные, меры предосторожности не принимались. Даже совсем незадолго до начала боевых действий временное снижение степени готовности египетских войск у Суэцкого канала было воспринято как подтверждение «концепции» и основания для сворачивания собственных мобилизационных мероприятий. То есть не слишком изощренный пропагандистский ход арабов — готовиться к войне в открытую, но сопровождая воинственную риторику регулярными «утечками» в прессу о слабости и неготовности собственной армии, — срабатывал. Тревожная информация поступала практически ежедневно — но выводы делались в рамках «концепции». Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Сослуживцы отмечали, что он каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно сдержанный, он орал, потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию: «Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!». В конце концов Аарон Ярив, который в свое время сделал для разведки очень многое, ушел в отставку с поста начальника «Аман» и был назначен советником премьера по вопросам борьбы с терроризмом. Заменил его ставленник М. Даяна генерал Элия Зейра, бывший военный атташе в Вашингтоне и затем заместитель начальника «Аман». Часть славы военной разведки, которая действительно очень много сделала для победы в войне 1967 года, доставалась и Зейра; но к сожалению, вместе со славой он впитал и «концепцию». И это было далеко не только его личной трагедией. Репутация «Амана» была так высока, что, когда в мае 1973 года, в то время, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности, Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. В конце концов получилось так, что Зейра объявили чуть ли не главным и единственным виновником плохой подготовки Израиля к новой войне. Злословия в послевоенных публикациях, выступлениях аналитиков и политических деятелей в адрес этого «типичного военного бюрократа, заботившегося только о своей карьере», было больше чем достаточно.

Да, конечно, Элия Зейра серьезно виноват; во времена оны в стране, для которой пишутся эти строки, за куда меньшее срывали погоны и отправляли на передовую (не говоря уже о случаях, когда срывали голову или стирали в лагерную пыль). Да, Зейра остался верным «концепции», даже когда собственный, безусловно надежный источник, опытный и точный в оценках полковник Симан-Тов, начальник разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала, 1 октября 1973 г. сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц и времени ещё хватило бы на срочную мобилизацию и приведения войск в боевую готовность. По сей день достается от критиков и Цви Замиру, хотя и признается, что «Моссад» был более насторожен. Главные обвинения сводятся к тому, что Замир не проявил настойчивости и решимости. За два дня до сирийско-египетского нападения агент «Моссада» в Каире сообщил о приближении войны. Шеф «Моссада» воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах, а в «Аман» просто передал сообщение по телефону, через помощников. Более того, в тревожный час Замир сам выехал за рубеж для личного опроса «источника», агента, который на короткое время был вывезен из Египта и в роковую пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира.

Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков неправильно. Не просто так они придумали «концепцию», не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для её претворения в жизнь. «Концепция» означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность «левым» оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, — что в конечном итоге и произошло в последующие годы, — принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность «Концепции» — это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говоря, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и ещё один очень важный момент.