Москва в Москве - [5]
Интересно заметить, что таково же происхождение и слова «волга» в его первоначальном значении (родственное «влага»). Как считает П. Я. Черных, слова «москва» и «волга» первоначально были синонимами на разных славянских диалектах. Город Москва, как известно, возник на самом стыке расселения двух крупнейших славянских племен - вятичей и кривичей. Племя южного происхождения, вятичи располагались по Оке и Москве-реке и занимали территорию будущего города. А в нескольких десятках километров к северу от них жили кривичи, пришедшие с северо-запада, с верховьев Волги. «Волгнуть» значило вбирать в себя влагу, мокнуть; «волглый» - напитавшийся влагой, сырой.
Интересно, что реки - почти тезки Москвы - протекают и в западных славянских землях: Москава - в Польше, Московка (Московица) - приток Березины в Белоруссии, а в бассейне самой Москвы-реки есть реки Московка и Мозовка.
Таким образом, и Москва (первоначально Москы) и Волга (первоначально Вълга), если следовать теории Черныха, - географические термины одного происхождения (от древнего «влага»).
«Болотистая река»
Серьезное научное объяснение значительному числу гидронимов (названий рек) большой территории между верхним Днепром и восточной частью Волго-Окского междуречья предложил в настоящее время советский языковед В. Н. Топоров на основе сопоставления этих названий со словами балтийских (литовского и латышского) языков. В число таких гидронимов вошли Москва и небольшие речки - притоки Неглинная (Неглимна), Бубна, Пресня и др. Словообразовательная модель «Москы» у исследователя вызывает близкие балтийские ассоциации, совпадающие по смыслу и дающие выводы о значении названия: болотистая, слякотная река, сырая местность (что вполне могло относиться к истокам). Совпадение объяснимо: в начале I тысячелетия до н. э. балтийские и славянские языки составляли еще единую общность.
Память об изначальном
Если название «Москов» пришло из тьмы веков, из глубин домосковского прошлого, то многочисленные названия старых урочищ и улиц, переулков и площадей, застав и мостов стали живой памятью о первоначальном рельефе, об огромной энергии, вложенной горожанами в созидание Москвы. Неузнаваемо изменило время облик территории. Трудно, например, представить себе сегодня на месте оживленных, кипящих движением Дербеневских набережной, улицы, переулков у реки Москвы близ Павелецкого вокзала - густые леса, по-древнерусски «дерби», т. е. дебри.
Каков же был этот «град, что строил Долгорукий посреди глухих лесов…»? (Валерий Брюсов, «Москва»).
Зримо - сквозь долгие века - перенестись к летописному началу города помогает акварель Аполлинария Васнецова «Москва - городок и окрестности в XII веке», хранящаяся в Музее истории и реконструкции г. Москвы. Сверху, с птичьего полета, видим первоначальный рельеф будущей столицы, треугольную бревенчатую крепость на Боровицком мысу, другие легендарные московские холмы - возвышенности в долине Москвы-реки, протянувшиеся к «граду» ленты первых сухопутных дорог. И в перспективе - густая синева уходящих за горизонт лесов. В художественном воспроизведении московского ландшафта времен Юрия Долгорукого А. Васнецов, серьезный исследователь прошлого, в значительной степени опирался на топонимию - доныне сохранившиеся названия, связанные с исторической топографией.
Древние холмы («горы») до наших дней дошли в названии Трехгорные (вал, застава, переулки), происходящем от местности «Три горы», известной по письменным источникам с 1410 г. Крутицкие улица, переулки, набережная напоминают о крутом здесь береге реки Москвы, а Краснохолмские набережная, мост, улица - о древнем Красном (красивом) холме. Между московскими холмами уже в первые века жизни города расстилались поля и полянки, всполья и луга. Воспоминания о них хранят улицы Большая и Малая Полянки, Полевые, Полянские, Вспольный переулки, проезд Девичьего поля.
Гидрографами подсчитано, что на нынешней территории Москвы в старину протекало не менее 150 речек и крупных ручьев. Название Неглинной улицы сохранило имя речки, текущей под ней в подземном водостоке. У ее устья зародился город, во времена еще долетописные. По Самотечному (проточному) пруду той же речки до сих пор называются Самотечная улица и площадь на Садовом кольце, а Трубная площадь и от нее Трубная улица остались от древней Трубы - отверстия для реки Неглинной в проходившей здесь крепостной стене Белого города.
Откуда «Сивцев Вражек»?
Название широко известного арбатского переулка Сивцев Вражек происходит от оврага, по которому текла речка Сивка. По Капельскому переулку протекала речка Капля, приток реки Напрудной (память об этой реке хранит Напрудный переулок). Название же исчезнувшей речки Черногрязки - притока речки Яузы - сохранила Садовая-Черногрязская улица.
От ручья Золотой Рожок произошли названия Золоторожских набережной, переулков, вала. Об озерах, болотах, прудах, которых было свыше 800, напоминают Болотная набережная, Озерковские набережная и переулок, Прудная улица и Прудовой проезд.
Крупнейшим из исторических прудов был Красный - площадь его зеркала достигала 4 га (в летописях он назывался еще Великим прудом). Теперь здесь проходят Краснопрудные улица, переулки, тупики.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.