Москва в Москве - [4]
Но вот и не так уж сравнительно давно названию «Москва» былинное объяснение дает писатель Дмитрий Еремин: могучий Илья Муромец постарел и возвращался в отчие края из стольного Киева, но внезапно умер в дороге и погребен был в большом кургане, из которого вдруг…
Будто вздох дошел:
«Надо мощь ковать!»
И второй дошел - только «мощь кова…»
И третий раз дошел - только
«Моc… кова…»
Так и стала зваться река: Москва.
(Повесть «Кремлевский холм»)
А каковы же объяснения науки? Ученые - лингвисты и историки, географы и фольклористы - создали бесчисленное количество гипотез. Остановимся лишь на некоторых самых основных.
«Сильная гонщица» или «река мосхов»?
Языковед академик А. И. Соболевский пробовал вывести название «Москва» из древне-бактрийского языка (существовал в Средней Азии в I тысячелетии до нашей эры), доказывая ираноязычное происхождение названий рек средней России вообще. По его мнению, Москва у бактрийца могла означать «сильная гонщица, охотница», что якобы объяснялось быстрым течением реки. Эта теория не подтвердилась ни археологическими, ни письменными данными.
Столь же безосновательны были попытки объяснить это название «яфетической» теорией Н. Я. Марра (это было в годы засилия его «нового учения» о языке). Сам Марр считал, что в основе библейской легенды о Мо-сохе и происхождении от этого имени Москвы лежит «бесспорное здоровое племенное предание». Географ Л. С. Берг тогда же пытался объяснить слово «москва» названием загадочного народа мосхи в Колхиде, о котором упоминал Геродот. При этом «москва» расшифровывалась как «река мосхов», или «племенная река мосхов», и название ее сравнивалось с кавказскими реками Арагва и Моква. Историк Н. Н. Шишкин, развивая ту же «яфетическую» гипотезу, утверждал, что бассейн Москвы-реки был заселен скифами, и окончание «ва» он считал скифским. С тех пор прошли десятилетия, однако и по сей день археологи не обнаружили в Подмосковье ни малейших следов скифов или мифических «мосхов».
«Коровья река» или «Медведица»
Весьма известны теории о финском происхождении слова «москва». Сторонники этих теорий для доказательства обязательно делили слово на две части - «моск» и «ва», и каждую часть самостоятельно и совершенно произвольно толковали на основе финских языков, причем единомыслия среди них не было.
В некоторых финских языках действительно имеется слово «ва» - вода или мокрый. Что касается корня слова, то объяснить его на финской почве гораздо сложнее. «Моск» пытались сблизить то с «мусто» (черный) на языке суоми, то с «моска» (телка) на языке удмуртов. В результате слово означало «черная» или «коровья» река. Особенно популярна среди сторонников финской теории версия, отождествляющая первую часть слова с «маска» («меска») - медведь, а вторую часть с «ава» («аба») - самка в марийском и мордовском (эрзянском) языках. В итоге слово «москва» означало «медведица».
Серьезной и аргументированной критике подверг финские теории специалист по финно-угорскому языкознанию Ф. И. Гордеев. Исследование Гордеева показало, что финские версии берут части из различных, типологически противоположных языков. Что же касается слова «маска» - медведь, то оно русского происхождения и заимствовано марийцами у вятских русских не раньше XIV века (древнерусское «мечка» - «медведица»). Убедительно показав, что слово «москва» не может быть объяснено на основе финно-угорских языков, Гордеев высказал предположение, что «москва», скорее всего, балтийского, близкого славянскому, происхождения.
«Мостки» или «укрытие за камнем»?
Многие историки издавна высказывали предположения о русском происхождении названия «Москва», основанные на созвучии его с такими словами, как, например, «мостки», которые будто бы находились в древности на Москве-реке. Эта гипотеза долго поддерживалась авторитетом известного историка Москвы И. Е. Забелина. В наше время гипотезу, основанную на сложном образовании из двух русских корней, предложил москвовед Ф. И. Салов. Он считал, что «ков» («хов») - это существительное, имевшее смысл «укрытие» (сохранился глагол «ховаться» - прятаться). «Моск» же - по-старославянски «кремень» («камень»). Название Москов, по мнению Салова, могло относиться к территории с залежами камня, оттуда перейти на реку, а затем и на новую крепость (Москов - город, что на Москве-реке).
Конечно, невозможно сегодня заглянуть в глубь времен и найти единственно правильное, однозначно верное объяснение древнему названию города. Поэтически выразил эту мысль Степан Щипачев:
У слова Москва точный метрики нет.
Откуда оно? Затерялся ответ.
О, как бы хотел я века обмануть,
в глаза человеку тому заглянуть,
кто первый, в полушку не ставя слова,
губами слепил это слово: Москва!
Уж он-то наверно бы все уточнил,
чтоб зря мы не тратили больше чернил…
(«О, как бы хотел я…»)
«Моск» - «быть вязким»
Одна из убедительных теорий основана не на сложном (двухкоренном) образовании слова «москва», а на однокоренном и объясняет его происхождение на самой естественной древнеславянской основе. Эта теория была разработана лингвистом Г. А. Ильинским, развита и подкреплена профессором П. Я. Чер-ныхом, поддержана польским академиком Т. Лер-Сплавинским (в труде «О происхождении и прародине славян»). Эти ученые доказывают, что в глубокой древности существовало общеславянское слово с корнем «моек», что значило «быть вязким, топким», или «мокнуть» (по Лер-Сплавинскому). В русском языке к словам с этим корнем относились «москоть» с производным «москотильные» (влажные). Отсюда же «мозгнуть», «мозглая», «промозглая» (т. е. сырая, дождливая) погода. Любопытно отмеченное Ильинским словацкое родственное слово «москва» - мокрый хлеб, убранный с поля. Таким образом, с корнем «моск» у славян связывались представления о сырости, влажности. Профессор Черных прямо указывает, что слово «Москвы» - нарицательное существительное, означавшее «влага». А падежные окончания при склонении «москвы» были «москве, москов, московь». Что же касается современного окончания «ва», то оно, несомненно, следствие склонения слова: его винительный падеж, принявший затем форму именительного. Так же, например, слово «букы» стало затем «буква», «тыкы» - «тыква», «моркы» - «морква». И такая форма слова в именительном падеже - «москва» - установилась в XIV веке.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.