Москва в лесах - [26]
* * *
О чем не приходится сожалеть, вспоминая о делах Хрущева, так это о созданном им мощном строительном комплексе Москвы.
В 1949 году, когда Хрущев второй раз "сел на Москву", построили 400 тысяч квадратных метров жилой площади. Через несколько лет, в год смерти Сталина, эта цифра возросла вдвое.
Кроме Управления жилищного строительства Мосгорисполкома этим делом занимались тресты и управления 43 строительных организаций, подчинявшихся разным министерствам, устанавливавшим задания на год.
Сложная, запутанная схема существовала и в отрасли стройматериалов. Сборный железобетон изготавливался полусотней заводов, принадлежавших 44 министерствам и ведомствам, делавших всего понемногу.
Разнобой происходил и в проектировании. Архитектурные мастерские, строившие в Москве, имели все без исключения министерства, союзные и республиканские. Для выполнения технической документации они использовали проектные организации, расположенные в далеких городах.
Всему этому разнобою положил конец Хрущев, подчинив Москве сформированные из множества мелких управлений, трестов, участков - ШЕСТЬ главков. Эти шесть гигантов начали возводить новую Москву. С 1954 года ведет историю Главмосстрой, крупнейшая фирма, изменившая лицо города во второй половине ХХ века. Главмосстрой по праву назывался "главным застройщиком столицы".
Созданная система доказала жизнеспособность немедленно. Главмосстрой преобразил Лужники. Он стал главной ударной силой во всех начинаниях Хрущева, приверженца индустриального типового домостроения. И здесь он наломал много дров... Началась большевистскими темпами ликвидация подмосковных кирпичных заводов. На каменщиков наклеили ярлык "уходящая профессия".
Спустя десять лет после образования Главмосстроя его начальник Николай Евгеньевич Пащенко с гордостью писал в книжке, изданной по случаю юбилея:
"На московских стройках теперь осталось совсем мало каменщиков и скоро их вовсе не будет. Первейшая и самая древнейшая профессия строителей символично оказалась первой и в отступлении перед новым, передовым, прогрессивным. Кирпич почти уже полностью вытеснен стеновыми и перегородчатыми панелями. А раз нет кирпича, нет и каменщика".
Этот насильственный процесс вызывал у моего предшественника чувство радости. Он утверждал, что и бывшие каменщики довольны, "большинство из которых давно переквалифицировалось в монтажники крупных панелей".
Каменщик вымирал как мамонт. Нам пришлось приложить много усилий, чтобы восстановить порушенное кирпичное производство и обучить утраченному мастерству молодых, призывая на помощь ушедших на покой ветеранов....
* * *
В то время, когда в строительстве началась волею Хрущева революция, я учился. Кварталы Юго-Запада начинались вблизи Горного института. Слушая на лекциях корифеев горной науки, я не знал, что мне придется вскоре из горняка превратиться в строителя, работать в Москве.
Из лекций я больше всего любил математику. Физика, экономические дисциплины, начертательная геометрия давались труднее. Чертить не любил и всегда просил кого-нибудь, чтобы мне помогли выполнить задание. Терпеть не мог чертить тушью, для меня это была мука смертная, неразрешимая проблема.
К обязательному для всех студентов Советского Союза курсу "История КПСС" относился спокойно, как к чему-то неизбежному: сдал-забыл!
Однажды мне попалась в отцовской библиотеке книга по истории ВКП(б), написанная в начале 30-х годов. На ее страницах главными действующими лицами Октябрьской революции и гражданской войны выступали, к моему удивлению, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин... У отца не поднялась рука бросить в огонь книжку.
Я был поражен: те самые люди, которые со страниц "Краткого курса истории ВКП(б)" представали как убийцы, террористы и агенты иностранных разведок, в старой книге изображались как герои революции. Чему верить? Я попытался узнать истину у отца. Но ничего от него не добился, он очень рассердился тогда и категорически запретил мне рассуждать на опасную тему. Та книжка вскоре из дома исчезла, хотя за ее хранение тюрьма нам больше не угрожала.
Но до смерти Сталина и "оттепели" отец мог бы поплатиться головой за хранение книги. Все, подобные ей, сожгли, за исключением тех, что хранились в так называемых спецхранах библиотек, доступ куда был по особым разрешениям.
Моя юность пролетела в годы, когда власть ослабила вожжи, дала вдохнуть людям свободы маленький, но сладостный глоток.
Хочу сказать спасибо! незабываемым наставникам, профессорам, ученым мужам в самом высоком смысле этого слова, поблагодарить их за то, что учили не зубрить, а мыслить. Суханов, Ржевский - корифеи науки! Имя академика Владимира Васильевича Ржевского - на страницах энциклопедий. Он был не только замечательным лектором, но и знатоком по открытой разработке месторождений. Двадцать пять лет возглавлял наш институт. Спасибо тебе, неугомонный аспирант Гулькин, неистощимый на выдумки премилый человек с крохотным носом, вызывавшим беззлобные, но беспрестанные шутки:
- Вечер удался, но угощения было с гулькин нос!
- От сопромата в голове осталось с гулькин нос!
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.