Москва в лесах - [28]

Не только слово запретных книг и газет, заглушаемых радиостанций, но ритмы и звуки стали пропагандистами и агитаторами в пользу свободной жизни. Без цензоров и партийных дам... Это, конечно, в зрелом возрасте я к такой мысли пришел, а тогда, в юности, мое увлечение недозволенным было неким вызовом, фрондерством, непослушанием и только. Никаких политических целей ни музыканты, ни мы, их слушатели и поклонники, конечно не ставили. Тем не менее то был неосознанный, подсознательный, я бы сказал, протест, улавливаемый в чувстве, звуке и ритме, но не оформленный словом. Он рождался как любовь...

Да, я ошибался, когда ожидал увидеть на экономическом факультете пожилых тертых счетных работниц.

...На вечере в институте вскоре после начала занятий я пригласил на танец незнакомую мне студентку с нашего факультета. Виделись мы каждый день на лекциях, так как учились в одном потоке. Поэтому на правах однокурсника сказал, обращаясь на ты:

- Пойдем потанцуем!

И получил первый отказ:

- Я с незнакомыми не танцую!

Поступила незнакомка на факультет со школьной скамьи как медалистка. И выглядела в свои восемнадцать лет тургеневской девушкой, русской красавицей с немецким именем Марта.

Года два после того отказа жили каждый своей жизнью. На третьем курсе так случилось, что мы готовились сдавать экзамены по общим лекциям, вот тогда и познакомились. Марта мне с каждым днем нравилась все сильнее. Я поджидал ее у дверей института, мы ходили в кино, потом пошли в ресторан...

Марта снимала комнату на Сретенском бульваре, у Кировских ворот, в громадном доходном доме, построенном перед революцией. Я заходил во двор, где был вход на лестницу, вставал перед окном так, чтобы меня она могла увидеть и услышать, и называл громко имя, ставшее мне с тех пор самым дорогим на земле...

* * *

Моя жена была очень способная студентка, училась легко и хорошо. Там, где мне требовался день для подготовки к экзаменам, ей хватало двух часов. Она схватывала все буквально на лету. Она не принимала особого участия в общественной жизни, читала больше меня, ходила в театр, хорошо разбиралась в искусстве. Короче говоря, отличалась от меня по всем категориям. Отец ее - военный летчик. Мать - медсестра.

Странно, что мы смогли пожениться, она была совсем другим человеком. Впрочем, говорят, в жизни такое часто случается. В какой-то степени благодаря жене я стал тем, кем есть. До встречи с Мартой был хулиганистым, погулять любил, обладал теми чертами, которые благодаря ей постепенно отпали.

Мы поженились в марте 1958 года. Свадьбы не играли. Купили торт и бутылку шампанского, пошли в ЗАГС, угостили там сотрудниц. Нас сразу без необходимого по закону месячного испытательного срока расписали. Мы обменялись кольцами. Я ношу с тех пор на руке то самое обручальное золотое кольцо. Марта осталась жить под своей фамилией. Потом состоялся обед в нашей семье. Все это произошло сорок с лишним лет назад.

Мы прожили несколько месяцев у моих родителей, получили дипломы, попрощались с друзьями и уехали на периферию.

До отъезда из Москвы вместе побывали на практике. То была шахта имени "Челюскинцев" в Донбассе. Техника безопасности там оказалась на грани фантастики. 76 метров под землей спускались в вагонетке при полной темноте. Вагонетка набирала скорость и с грохотом устремлялась в преисподнюю. Казалось, трос, на котором она держится, вот-вот оборвется. Тогда - конец всему. В забое возникало ощущение Дантова ада. Темнота, тусклый свет шахтерских ламп, перемазанные углем лица шахтеров... С потолка капает вода, над головой голые электрические провода, отовсюду выступают какие-то металлические острые препоны. И сейчас в Донбассе остались такие шахты, не случайно оттуда постоянно приходят скорбные вести о катастрофах.

- Какие отчаянные люди работают здесь, - подумал я тогда. И еще отметил про себя, как много в таком аду красивых парней и девчат, хотя они и выглядели чумазыми как черти.

Спустилась под землю с нами наша институтская красавица Ира Каган, дочь лауреата Сталинской премии, начальника главка Министерства угольной промышленности. Под землей все равны. Шахтеры нежданно-негаданно увидели перед собой писаную красавицу, как в кино. Ни один шахтер не прошел равнодушно мимо красавицы, многие не ограничились солеными остротами в ее адрес, постарались дотронуться до ее мягких прелестей твердой рукой...

Каждый год летом из Москвы разъезжались мы по шахтам. На заработанные деньги с Мартой впервые поехали на курорт, на Черное море. Выбрали Сочи. Было там все тогда дешево: вдвоем в ресторане можно было хорошо посидеть за десять рублей. Нашей компании при расчетах всегда десятки не хватало... Но и при той дешевизне, при том раскладе, деньги закончились досрочно. Поэтому я отправил отцу телеграмму с просьбой мне их прислать. Ответная телеграмма была лаконична: "Денег нет, целую. Папа". Пришлось одалживать у приятеля. Я на отца тогда обиделся, но потом подумал: в самом деле, почему он должен расплачиваться за то, что я всех поил?

Настала пора зарабатывать на рестораны самому.

Наступила жизнь вдали от Москвы, дома, отца и матери, старевших в тоске по сыновьям.