Москва-матушка - [67]

—      Прежде чем начать ученье, я вот что хочу тебе сказать, Яко- бо,— заговорил Гондольфо, перелистывая страницы рукописной книги.—Ты наплюй на выдумки этой греческой старухи и не верь, ничему. Все это было не так, как она тебе рассказывает. Вот вчера слушал ты легенду о Гилласе. «Гиллас был так прекрасен, что ним­фы похитили его и увлекли за собой на дно реки». Все это враки, мой милый, и было все очень просто. Этот олух и бездельник Гил­лас не умел плавать, а полез в глубокое место реки и просто-на­просто утонул, пошел ко дну, словно камень. Ха, да разве я не знаю этих греков! Они, бесы, умеют по всякому пустяшному делу завер­нуть такую легенду, что диву даешься, откуда что взялось. Я знаю, сколько ночей плела тебе Геба рассказы о Троянской войне. Уж такая там была битва и ох, и ах! А мне известно точно, что, кроме мелких стычек, там ничего не было. Плюнь ты на ее сказки и слу­шай только меня. Я завтра принесу тебе такую рукопись, лопни мои глаза, если она тебе не понравится. Написал ее венецианский монах Боккаччио, «Десятидневник» называется. Вот там все, что написано, правда. А сейчас давай наляжем на математику.

Сегодня у консула дорогой гость.

Капитан Ачедлпио Лёркари этой лесной в Сурож приезжае второй раз. Купив у Чурилова по сходной цене вино, он выдал его за критское и перепродал с большой выгодой. Сейчас он снова при­обрел большую партию и, довольный покупкой, заехал к старому другу Христофоро погостить.

—      Скажи, ты не думаешь мириться с кафинским консулом? — спросил Леркари у Христофоро.

—      Мы помиримся с ним на кладбище!

—      И верно! Если бы ты знал, какие камни бросает этот про­клятый суконщик под кол сел моей торговли! Не далее, чем вчера, он не принял меня по очень важному делу. Всех, кто стоит за партию гибеллинов, он презирает. Давно ли сам торчал в своем вонючем л а „'азе, а теперь — благородный ди Кабела!

—      Бесчестный человек! — воскликнул Гондольф >. — Лихоимец!

—      Сын пирата Гуаско, этот скуластый Андреоло, днюет и но­чует у него во дворце,— продолжал Ачеллино. — Мне кажется, что эти разбойники не признают тебя за консула.

—      Теперь они в моих руках!—сжав кулаки, сказал ди Нег- ро. — Ты знаешь—они самовольно творят суд и казни на своей земле, и это их погубит. Я напишу в Геную.

—      Пока твое письмо дойдет до места, от виселиц и позорных столбов не останется и следа, а ты окажешься клеветником. Надо сделать не так. Пошли своих аргузиев в Скути, пусть они поло­мают и виселицы и столбы и запишут слова свидетелей о суде. Тогда кафинскому консулу придется наказать своих друзей.

—      Ты прав, Ачеллино. Я так и сделаю. Мы сначала повалим этих мерзавцев, а потом найдем управу и на ди Кабела.

—      Я так и знал, что мой друг по-прежнему верен нашей пар­тии,— сказал Леркари.—. Хочешь, чтобы консулом Кафы стал я? А тебя — первым масарием?^[24]

—      Каким образом? Разве протекторы банка...

—      На них надежды нет. Они все как один наши враги и нам должность консула не дадут. Надо место взять силой!

—      Повторить 54-й год?'

—      Да! Если я подниму в Кафе мятеж, ты меня поддержишь?

—      Надо подумать. Теперь времена не те, что двадцать лет назад. Плебеи уж больше тебе не поверят.

—      Народ в Кафе сменился. Старых, которые помнят прош­лое,— мало, а нужда великая. Вся чернь пойдет за мной, и я столкну ди Кабелу.

—     Я ничего пока тебе не могу обещать, но помни одно — я всегда остаюсь верным твоим другом.

—     И на этом спасибо.

Консул сам проводил Леркари за ворота крепости.

На обратном пути, проходя через подъемный мостик, он сказал слуге:

—     Позови ко мне Микаэле.

Кавалерий Микаэле ди Сазели считал себя самым доблестным воином во всем городе, потому одевался крикливо, ярко и роскош­но. Кавалерий не имел семьи и все жалованье тратил на наряды.

Когда Микаэле явился к консулу, тот иронически оглядел его с ног до головы, недовольно хмыкнул, потом сказал Гондольфо:

—     Прочти приказ.

Гондольфо подвинул ближе подсвечник и гнусавым голосом, не спеша, стараясь придать своим словам торжественность и силу, прочел:

—     «Во имя Христа! 1474 года 27 майя утром в доме консульства. ^!По приказу достопочтенного господина Христофоро ди Негро, дос­тойного консула Солдайи, идите вы, Микаэле ди Сазели, кавалерий нашего города, и вы, Константино, Мавродио, Якобо, Кароци, Ско- лари, Иорихо и Даниэле, аргузии нашего города, ступайте все до »единого и направляйтесь в деревню Скути. Повалите, порубите, Сожгите и бесследно уничтожьте виселицы и позорный столб, ко­торые велели поставить в том месте Андреоло, Теодоро, Демет- >рио — братья ди Гуаско. А если кто-либо из братьев станет ме­шать вам исполнить этот приказ, вступать в пререкания или соп­ротивляться силой, то именем господина консула объявите ему о наложении на него штрафа в размере тысячи сонмов в пользу со­вета святого Георгия, в случае, если он не допустит полного осу­ществления указанной экзекуции. Больше ничего».

—     Ты понял, что надо делать, Микаэле?