Москва-матушка - [44]

—      Видит бог — покупка будет не так выгодна,— промолвил мо­нах, возвращаясь к Теодоро.— К тому же молодому бею за безо­пасность в пути надо платить.

«Черта с два получит с меня этот татарчук,— решил Теодоро,— У меня надежная охрана. Мне ли бояться Дели-Балты? Пожалуй, еще сочтут меня трусом мои братцы, если узнают, что я уплатил такую огромную сумму из страха перед разбойником».

-        Доедем сами,— громко сказал Теодоро и вышел из поме­щения.

Там, где Биюк-Карасу делает поворот на юг, меж крепостью и рынком для продажи скота располагалась широкая площадь, ого­роженная невысокой, грубо сложенной каменной стеной. Это место называлось Малый Таш-хан. Здесь четыре дня в месяц проходил невольничий торг.

Высокие, неуклюже поставленные каменные помосты разброса­ны по площади без всякого порядка. Иван Булаев поднялся на помост первым. Здесь его ждал баранчи — толстый кривоногий та­тарин-оценщик. Он рванул невольника за рукав, подтолкнул на край каменной плиты. За ним по выщербленным ступенькам стали всходить на возвышенность другие пленники.

Иван с тревогой оглядел площадь, надеясь увидеть Никиту Чурилова, но ему мешало яркое утреннее солнце, бившее прямо в глаза.

Скоро все помосты были заполнены невольниками, и торг на­чался. Трем пленникам, среди которых был Василько, не хватило места на помостах, и их поставили возле стены.

Покупатели подходили к невольникам, привычно ощупывали мускулы рук, заглядывали в рот, трогали зубы, задавали вопросы.

Федька Козонок и Ольга вошли в ворота Малого Таш-хана за­пыленные и усталые. Ольга хотела заехать в Хаджиму, чтобы у знакомых отцу людей отдохнуть, разузнать о порядке торга, но Федька упросил поспешить, неровен час, продадут Ивашку — при­дется переплачивать втридорога. А еще хуже — уведут неведо­мо куда.

Оставив лошадей у слуг, они поспешили к помостам. Ольга не раз бывала с отцом на базарах, но покупать людей приходилось ей впервые. Тяжело было на душе у девушки. Пробираясь по уз­кому проходу между людьми, она то и дело видела отвратительные сцены торга. Вот в углу юркий генуэзец продает невольников. Сра­зу видно, что он их где-то перекупил, взял оптом у татарина и сей­час продает поштучно. Невольницы разных возрастов стоят вдоль стены.

Из-за угла вывернулся старый мурза в сопровождении двух слуг. Он подошел к невольницам и стал пристально всматриваться в них. Услужливо подскочил к нему генуэзец. Татарин, подняв кверху палец, обнажил в улыбке гнилые зубы:

—      Адаличка кирек¹! — причмокнул он.

—      Одалиск, о! — понимающе закивал генуэзец и стал пальцем тыкать в грудь невольниц:—Эта есть, эта есть, эта...

Татарин подошел к крайней рабыне. Та стояла у стены с закры­тыми глазами, голова ее бессильно склонилась на плечо. Словно боясь упасть, девушка, как раненая птица, широко раскинула руки- крылья, прижав ладони к шершавому камню стены. Мурза оглядел ее с головы до ног, пощупал бедра, концом нагайки попытался от­крыть рот, потом, недовольно хмыкнув, двинулся дальше.

Долго ходили между рядами невольников Ольга и Федор Козо­нок, но Ивашки нигде не было видно. Наконец, проходя мимо одного из помостов, Федор услыхал сверху голос:

—      Ты ли это? Стало быть, Никита не пришел?

Федор схватил Ольгу за руку и указал глазами на Ивашку:

—      Он.

Ольга подошла к татарину, торговавшему группой рабов.

—      Сколько? — спросила по-татарски.

—      Ой, джаным, если бы не нужда, клянусь аллахом, не продал бы. Этот раб силен, как джин, умен, как пророк. Но такой краса­вице дешево отдам: триста серебряных гуруш.

Ольга, не торгуясь, отсчитала триста монет, и Ивашка сошел с помоста. Едва держась на ногах от усталости и волнения, он по­дошел к девушке и низко поклонился ей. Не умел Ивашка говорить благодарственных слов, только и сказал:

—      Стало быть, Никиты Чурилова дочь? Вишь, какая красави­ца. Как я вам благодарен!

Радостно блестели глаза у Федора: шутка ли — такое доброе дело пришлось ему совершить. Но рука привычно потянулась скрести затылок, едва вспомнил о большой цене. За него когда-то хозяин заплатил только сто двадцать монет.

Ольга глянула в глаза Ивашке,— сколько лиха видели они... и, дотронувшись до грубой его ладони, сказала:

—      Слава господу, что тебя сыскали. Тятенька, а особенно ма­менька будут очень рады...

’ Наложница нужна! (тат.).

—      Вон от места сего. Душа не выносит сих поганных дел,—^; решительно заявил Федор.

—      Надо бы с другом проститься. Дозволь? — сказал Ивашка. Глаза его глядели на Ольгу просительно. — Большого сердца че­ловек. Кабы не он — не дойти мне, не вызволяться.

Ольга молча кивнула головой, и они втроем пошли по площа­ди дальше.

...Возле стены, где стоял Василько, толпилось много покупате­лей. Каждому хотелось купить такого сильного, красивого раба, но Мубарек заломил за него необычно высокую цену. Василько стоял у столба равнодушный ко всему. Какая разница, кому продадут. Все одно неволя. Даже надежда на побег, которую он втайне ле­леял, стала ослабевать. Невольников стерегли зорко.