Москва - [44]

Завидовать не станем, когда-нибудь и на нашей с Настей улице перевернётся грузовик с печеньем.

Я было хотел нажать на кнопку звонка, но тут моё внимание привлекло то, что дверь оказалась незапертой. Примета по всем учебникам нехорошая.

Достав из кобуры наган, я распахнул дверь и осторожно прокрался в квартиру. Вот будет «смеху», если Евстафьев примет меня за грабителя и пристрелит на пороге.

Я стал осматриваться. Обстановка и сама квартира оказались чересчур роскошными для скромной семьи советского госслужащего из двух человек, но не это сейчас вызывало у меня подозрение.

Самое главное, что дома никого не оказалось, хоть я и пришёл ранее обговоренных полутора часов. Допустим, хозяина вызвали на работу, и ему пришлось срочно менять планы, но я в жизни не поверю, что чекист с таким стажем работы уйдёт, не заперев дверь. Даже в тяжёлом эмоциональном состоянии, вызванным смертью жены.

Я скорее поверю в зелёных человечков на Марсе, чем в это.

А вдруг его грохнули где-то в квартире, а я просто пока не нашёл его тела?

Я заглянул во все укромные уголки, но ничего там не нашёл. Уже лучше…

Но раз хозяина нет дома, мне тут делать нечего. Тем более, во врем розысков, чего-то интересного для себя я не нашёл.

Тишину разрезала телефонная трель. Она прозвучала так внезапно, что я даже вздрогнул.

Звонок повторился снова и снова.

Плюнув на всё, я подошёл и снял трубку.

– Да?

– Ты должен умереть, – Голос на том конце был какой-то сухой и безжизненной.

Проговорив эту фразу, собеседник отключился.

Я снова снял трубку.

– Алло, барышня. Моя фамилия Быстров, я сотрудник уголовного розыска. Пожалуйста, сообщите, откуда только что звонили по этому адресу?

– Секундочку… – Телефонистка замолчала. – Когда говорите, был звонок?

– Только что.

– Простите, вы ошиблись. Никто сюда не звонил, – Телефонистка повесила трубку.

Какого хрена?! Я же своими ушами слышал этот звонок и ту дурацкую фразу, насчёт того, что я должен умереть. Ну, поскольку квартира принадлежит Евстафьеву, скорее всего, именно ему она и предназначалась.

Тут мой взгляд упал на камин. На нём красовалась фотография в рамочке. Когда я подошёл поближе и взял её в руки, то понял, откуда взялся снимок в деле – его оторвали от этого.

На второй части фотографии на меня смотрел мужчина с удивительно знакомым лицом. Правда, сейчас меня что-то в нём смущало… Не пойму только что.

Я щёлкнул пальцами: бинго! На фотографии изображён человек в форме, сам Евстафьев. Именно его я и видел, выходившим из подъезда, когда чуть с ним не столкнулся. Правда, тогда на нём был цивильный костюм, который и ввёл меня в недоумение.

Случилось это совсем недавно, пожалуй, у меня есть время его догнать – я ведь краем глаза заметил, что и он направлялся в сторону железнодорожных путей. Наверняка тоже спешил на какой-то поезд.

Догоню его, тогда и поинтересуюсь, кто так желает его смерти и не связан ли каким-то образом этот «доброжелатель» с погибшей Дарьей Ивановной…

Захлопнув за собой дверь, я вприпрыжку понёсся по ступенькам к выходу, выскочив, огляделся и заметил знакомую сутулую фигуру. Нас разделяло не такое уж большое расстояние. Если поднапрячься – нагоню.

Эх, хорошо, когда тебе двадцать с небольшим, тело готово не спать сутками и совершать подвиги, включая марафонские забеги со спринтерской скоростью.

Спина не болит, сердце не колет, голова не кружится, а мышцы только радуются физической нагрузке и просят ещё.

Я вжарил, что было сил, чтобы нагнать чекиста. Постепенно расстояние между нами сократилось метров до ста.

– Игнат Гаврилович! – закричал я. – Подождите, пожалуйста! Нам надо поговорить!

Но Евстафьев то ли не слышал меня, погрузившись в глубокие думы, то ли нарочно игнорировал, по причине, известной только ему. Никакой реакции с его стороны не последовало.

– Игнат Гаврилович! – снова воскликнул я.

А вот теперь я точно знал, что меня слышат. Чекист не просто прибавил ходу, он вдруг сорвался и побежал к железнодорожной насыпи, в мгновение ока оказался на них и замер.

В это время со стороны города проходил товарный состав. Он неумолимо надвигался на одинокую и такую беспомощную в сравнении с этой железной махиной человеческую фигуру.

Машинист заметил стоявшего на путях Евстафьева, паровоз бешено загудел, однако мужчина не сходил с места.

Я уже понял, что сейчас произойдёт, ускорился, но было поздно…

Заскрипели тормоза, закачались вагоны, какая-то женщина издала истошный крик.

Всё было впустую. Паровоз снёс с дороги Евстафьева, как какую-то букашку.

Когда я смог подобраться к его телу, оно уже не было похоже на человека, скорее на окровавленный кусок мяса, в котором всё, что только можно, оказалось раздроблено или перемолото.

Смотреть на это месиво неподготовленному было просто невозможно. Да что там… не каждый медик способен выдержать это зрелище. Неудивительно, что зеваки старались держаться отсюда подальше.

Я устало опустился на рельсы.

Максимыч оказался прав как всегда. Это дело с самого начала стало для меня нехорошим. Смерть женщины, самоубийство её мужа, странный телефонный звонок… Всё это было связано в очень тугую петлю, развязать которую будет очень непросто.