Москва – Берлин: история по памяти - [93]
Цель этого моего послания — объяснить вам истинное положение дел, и, надеюсь, вы со мной согласитесь. Пожалуйста, не упоминайте об этом моем письме, если продолжите писать вашему родственнику. Семейство Рётиг также категорически не желает, чтобы их фамилия упоминалась в этой связи. Надеюсь, вы и в этом отношении проявите понимание.
С наилучшими пожеланиями,
Демельт.
Ну а это как понимать? Что все это значит? Что там случилось? Может, Демельт оказался вовсе не так надежен? Неужто у Тома и правда неприятности? Или, наоборот, Максимилиан в разговоре с Демельтом, после того как тот побеседовал с его родителями, уперся и все отрицал? Сплошные загадки, и понять ничего нельзя. Да почему же нет возможности просто поговорить друг с другом, почему, черт возьми, все так сложно?! Пока ясно только одно: этого Демельта надо немедленно успокоить. А коли так, я снова сажусь за свою старенькую пишущую машинку.
2 апреля 1974
Многоуважаемый господин Демельт!
Сердечное спасибо за ваше письмо от 22 марта. Очень любезно с вашей стороны, что вы приняли столь деятельное участие в судьбе Максимилиана Рётига и моих родных.
Опасения и риски, обрисованные в вашем письме, мои родные в своих письмах ко мне, по понятным причинам, не могли изложить с такой же ясностью, и я весьма признателен вам за то, что вы, владея всей полнотой информации, это сделали. Вероятно, молодости свойственно не замечать опасностей или недооценивать их. По счастью, в переписке с моими родственниками пока что обсуждались все больше мировоззренческие и философские вопросы общего характера, хотя иной раз и проявлялись, возможно, известные политические тенденции. Не исключаю, что в этом отношении имел место некоторый перегиб с моей стороны, и теперь мне совершенно ясно, что надо быть предельно осторожным, ибо меньше всего я хочу навлекать на своих родственников какие бы то ни было неприятности.
Еще раз большое вам спасибо за ваше любезное письмо и неоценимую помощь, этим письмом оказанную.
С наилучшими пожеланиями,
Рюдигер Фрич.
В одном я себе поклялся: если затея наша все-таки удастся, мы все вместе обязательно к этому Демельту съездим! Представляю, какая у него будет физиономия!
Письмо, пришедшее вскоре от Тома, хотя бы отчасти все же меня успокоило — впрочем, судя по всему, Томас к этому времени об истории с Демельтом вообще еще ничего не знал.
Нойоберхаус, 1 апреля 1974
Дорогой мой Рюдигер!
Большое тебе спасибо за твое письмо, а также за письмо от твоего брата (по штемпелю от 25.03). Ему я тоже скоро напишу. Особенно меня порадовало, что он тоже намерен обмениваться со мной минералами. Какая, однако, удача, что твой приятель Вильгельми имеет такой интерес именно к рудоносным минералам, которых у нас тут сейчас предостаточно. А каталоги он может привезти? Разумеется, мы с ним встретимся, Шверин — это совсем не край света. Заодно могли бы по такому случаю и вдоволь поболтать о столь увлекательных областях нашей любимой геологии… Что слышно насчет твоих планов съездить в отпуск во Францию? У тебя достаточно времени, чтобы подготовиться к поездке?..
Сердечный привет,
твой Томас.
Сразу после Пасхи я навестил Кристиана Вильгельми в Штутгарте. Тот встречался с Берндом в Шверине и привез золотую монету. Хоть какой-то просвет! В остальном — ничего хорошего. Хотя трое наших друзей не оставили своего замысла, но теперь всерьез подозревали, что угодили «под колпак» целенаправленной слежки. Не последнюю роль в этих переменах сыграли, очевидно, нежелательные политические разговоры, которые все трое действительно вели в школе. Как бы там ни было, а домой к родителям Тома уже приходила полиция. В связи с чем ребята просили теперь проявлять особую осторожность в последующих письмах.
Как же нам теперь быть? Я решил написать два письма: одно КаГе, которому я объяснил ситуацию, попросив второе письмо переслать Тому со своего адреса и как бы от своего имени.
Хангвайде, 19 апреля 1974
Дорогой Клаус!
…В нашем недавнем телефонном разговоре ты очередной раз выказал горячую готовность помогать мне в деле с моим двоюродным братом. Я считаю, это очень благородно с твоей стороны, ибо это отнюдь не само собой разумеющаяся мелкая услуга. Именно поэтому прошу тебя: будь предельно честен, чтобы в любой момент, когда дело покажется лично для тебя слишком рискованным, суметь сказать «нет». Тем временем я уже сейчас хотел бы воспользоваться твоей готовностью помочь и потому обращаюсь с просьбой: не согласишься ли ты предоставить свой адрес в качестве передаточного для всей поступающей «оттуда» и уходящей туда корреспонденции?.. Проще говоря, все письма, которые я пишу туда, я сперва пересылаю тебе, а уж ты отправляешь их со своего боннского адреса. А мой кузен и его друзья, когда захотят черкнуть мне пару слов, посылают свои письма тоже на твой адрес, а ты пересылаешь их мне. Разумеется, все письма ты спокойно можешь читать. Это первое.
Второе, куда более существенное: чтоб окончательно уточнить время, место и прочие детали нашей акции, мы договорились 25 мая встретиться в Восточном Берлине. Это предложение мне передал мой приятель, который на Пасху ездил к родственникам в ГДР и там с одним из наших друзей встречался. От него же мне стало известно, что положение там теперь обострилось. После нашей встречи в ЧССР, о которой ты знаешь, к родителям двоюродного брата наведалась полиция и строго «посоветовала» оставить все мысли, планы, а тем паче приготовления к бегству из страны. Это означает только одно: вероятней всего, мой двоюродный брат находится теперь под наблюдением… Вот почему мы оба, и он, и я, не хотим, чтобы наши адреса и фамилии фигурировали в переписке. Это объясняет тебе мою первую просьбу. К тому же я теперь вынужден опасаться, что в ГДР уже выписан ордер на мой арест за пособничество бегству из республики или по подозрению на таковое пособничество. Иными словами: самому мне ехать в ГДР или в Восточный Берлин равносильно самоубийству. Но встреча все равно должна состояться. Так вот, вторая, огромная моя просьба к тебе: не можешь ли ты вместо меня на эту встречу пойти? В Берлин мы полетели бы вместе, и я остался бы в западном секторе тебя ждать. Все расходы я, разумеется, беру на себя в полном объеме… Ответь, пожалуйста, поскорее, если ты не сможешь, — за что я нисколько на тебя не обижусь, — мне надо будет найти кого-то еще. Слишком часто использовать для этой цели моего родного брата не хотелось бы, у него та же фамилия, а, кроме того, он встретится со всеми троими еще до этого.
«Теперь жизнь Гитлера действительно разгадана», — утверждалось в одной из популярных западногерманских газет в связи с выходом в свет книги И. Феста.Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс, необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всего возникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательно оберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники, связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до «явления народу», физически уничтожались люди, которые слишком многое знали.
«Теперь жизнь Гитлера действительно разгадана», — утверждалось в одной из популярных западногерманских газет в связи с выходом в свет книги И. Феста.Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс, необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всего возникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательно оберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники, связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до «явления народу», физически уничтожались люди, которые слишком многое знали.
В этом сборнике 17 известных авторов ГДР, свидетелей или участников второй мировой войны, делятся своими мыслями и чувствами, которые вызвал у них долгожданный час свободы, незабываемый для каждого из них, незабываемый и по-своему особенный, ни с чем не схожий. Для героев рассказов этот час освобождения пробил в разное время: для одних в день 8 мая, для других — много дней спустя, когда они обрели себя, осознали смысл новой жизни.
Книга И. Феста с большим запозданием доходит до российского читателя, ей долго пришлось отлеживаться на полках спецхранов, как и большинству западных работ о фашизме.Тогда был опасен эффект узнавания. При всем своеобразии коричневого и красного тоталитаризма сходство структур и вождей было слишком очевидно.В наши дни внимание читателей скорее привлекут поразительные аналогии и параллели между Веймарской Германией и современной Россией. Социально-экономический кризис, вакуум власти, коррупция, коллективное озлобление, политизация, утрата чувства безопасности – вот питательная почва для фашизма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.