Москва – Берлин: история по памяти - [102]
Для побега времени достаточно.
Так им казалось.
6 июля, день, когда нам предстояло встретиться на Черном море, надвигался неотвратимо. На сей раз мы с Буркхардом поедем вместе. Я отправился в Мюнхен. У Буркхарда, в его студенческой гарсоньерке на Августенштрассе, мы заканчивали последние приготовления. Я, не довольствуясь достигнутым, все еще тренировался в подделке штемпелей. Буркхард обеспечивал практическую часть нашего путешествия: добывал автомобильные карты, закупал провизию — на нас двоих на первые дни и на всех пятерых на последующие.
Достать машину оказалось легче легкого: родители с радостью отдали нам свою, как только мы сообщили им о намерении вместе отправиться на юг в каникулы. Очевидно, они решили, что лучше уж пусть дети поедут на исправном автомобиле, чем будут добираться автостопом или мыкаться на какой-нибудь позаимствованной у друзей студенческой колымаге.
5 июля, за два дня до побега… Мюнхен, Зальцбург, потом через всю Австрию до Клагенфурта. Пока все классно. Но вот и первый рискованный пункт — пограничный с Югославией перевал Любель. Паспорта для Тома и его друзей лежат в голубой пластиковой папке между автомобильными картами. Мы долго думали, куда бы получше их припрятать. Но в конце концов решили, что они просто не должны лежать на видном месте. Если пограничники что-то заподозрят и начнут обыскивать машину, то все равно найдут, хоть под обивкой сидений, хоть в колпаках колес.
Въезжаем в Югославию. Обычный формальный контроль. Наш красный «опель-кадет» медленно продвигается в веренице других западногерманских авто, стремящихся на юг, к морю, в Грецию или на югославскую Адриатику.
— Ваши паспорта, пожалуйста. Ничего не декларируете? Куда направляетесь? Большое спасибо, счастливого пути!
Едва отъехав, заглядываю в паспорт: да, югославский штамп тот же самый, что и раньше, именно такие и в наших трех паспортах. Первый камень с души, первый барьер взят. Но с этой секунды мы на «вражеской территории», по крайней мере, так мы тогда это чувствовали.
Едем по Югославии. Пытка местной «автострады», югославского транзитного шоссе. Дорога чудовищная, не езда, а мука, к тому же усугубляемая сюрпризами югославской дорожной полиции с ее контролем скоростного режима в самых непредсказуемых местах. К счастью, у нас с собой несколько блоков «Мальборо», а это здесь самая надежная валюта.
Ведет в основном Буркхард. У него, по крайней мере, есть международные права, да и кое-какой стаж вождения. Я изредка пытаюсь его подменить, но тогда мы тащимся еле-еле, фуры идут сплошняком, и обгонять их я не решаюсь. Ночуем прямо в машине в спальных мешках, чуть ли не на обочине. Едим тоже по-походному, из своих припасов, лишь бы долго не задерживаться. Любляна, Загреб, Белград, Ниш. И, наконец, — граница. На той стороне — болгарская Калотина.
6 июля 1974. Завтра финал чемпионата мира. Нервы у нас на пределе. Но и на этом КПП все проходит гладко. Никакой подозрительности, никаких особых строгостей, все идет обычным рутинным чередом. И вот мы уже выезжаем с КПП. Теперь считай что дело в шляпе!
Так нам казалось.
Но только в первые секунды.
И тут — хана! Кранты! Эти три поддельных паспорта, припрятанных между автомобильными картами, теперь никому не нужны. В них все правильно — все, кроме краски штемпеля. Девять месяцев планирования и подготовки — все зазря!
Зазря? Да быть такого не может! Ну уж нет, нас так просто не возьмешь! План у нас был отличный, просто гениальный план! Не может из-за какой-то краски дурацкой все сорваться! Наше отчаяние почти сразу сменилось совсем другим чувством: «уж теперь-то мы им покажем!» В голове лихорадочно роились мысли.
А нам еще столько ехать! И кому пришла в голову идиотская идея встречаться прямо на море! Это же сколько напрасной езды! Уже стемнело, нам давно пора быть в Несебре.
Только в два часа ночи мы добрались до места. Причальный пирс обнаружили без труда. Ничего глупее и придумать нельзя: машина с западногерманскими номерами, как в шпионском фильме, среди ночи на причале в Несебре, в том самом Несебре, где «штази», как выяснилось четверть века спустя, каждое лето организовывало свою штаб-квартиру, чтобы следить за многочисленными отпускниками из ГДР и попытки побега пресекать в зародыше. Но сейчас, слава богу, вся округа спит мертвым сном.
Нет, не вся: три силуэта отделяются от черной громады пирса — это Том, Максимилиан и Бернд. Хотя бы встреча не сорвалась.
Они несусветно долго нас ждали. Ведь договорились-то на шесть вечера. Но ребята понимали: на таком большом расстоянии нас что угодно могло задержать. Зато теперь они ликуют, они счастливы нас видеть.
Но только в первые секунды.
— Что случилось? Что-то не так?
Все трое словно окаменели, когда узнали, в чем дело. Они буквально поникли на глазах, онемели от отчаяния и безысходности. Все в них жило напряженным ожиданием, внутренней подготовкой к испытанию завтрашнего дня, к риску побега. А теперь что?
Положение с грехом пополам спасает Буркхард.
— Все очень просто. Через две недели мы приедем снова. С новыми паспортами. И правильными печатями. И вас отсюда вытащим. Две недели сможете продержаться?
«Теперь жизнь Гитлера действительно разгадана», — утверждалось в одной из популярных западногерманских газет в связи с выходом в свет книги И. Феста.Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс, необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всего возникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательно оберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники, связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до «явления народу», физически уничтожались люди, которые слишком многое знали.
«Теперь жизнь Гитлера действительно разгадана», — утверждалось в одной из популярных западногерманских газет в связи с выходом в свет книги И. Феста.Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс, необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всего возникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательно оберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники, связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до «явления народу», физически уничтожались люди, которые слишком многое знали.
Книга И. Феста с большим запозданием доходит до российского читателя, ей долго пришлось отлеживаться на полках спецхранов, как и большинству западных работ о фашизме.Тогда был опасен эффект узнавания. При всем своеобразии коричневого и красного тоталитаризма сходство структур и вождей было слишком очевидно.В наши дни внимание читателей скорее привлекут поразительные аналогии и параллели между Веймарской Германией и современной Россией. Социально-экономический кризис, вакуум власти, коррупция, коллективное озлобление, политизация, утрата чувства безопасности – вот питательная почва для фашизма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этом сборнике 17 известных авторов ГДР, свидетелей или участников второй мировой войны, делятся своими мыслями и чувствами, которые вызвал у них долгожданный час свободы, незабываемый для каждого из них, незабываемый и по-своему особенный, ни с чем не схожий. Для героев рассказов этот час освобождения пробил в разное время: для одних в день 8 мая, для других — много дней спустя, когда они обрели себя, осознали смысл новой жизни.
В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
В книге Марии Стикко, переведенной с итальянского, читатель найдет жизнеописание святого Франциска Ассизского. Легкий для восприятия слог, простота повествования позволяют прочесть книгу с неослабевающим интересом. При создании обложки использована картина Антониса ван Дейка «Св Франциск Ассизский в экстазе» (1599 Антверпен - 1641 Лондон)
Первый в истории Государственный еврейский театр говорил на языке идиш. На языке И.-Л. Переца и Шолом-Алейхема, на языке героев восстаний гетто и партизанских лесов. Именно благодаря ему, доступному основной массе евреев России, Еврейский театр пользовался небывалой популярностью и любовью. Почти двадцать лет мой отец Соломон Михоэлс возглавлял этот театр. Он был душой, мозгом, нервом еврейской культуры России в сложную, мрачную эпоху средневековья двадцатого столетия. Я хочу рассказать о Михоэлсе-человеке, о том Михоэлсе, каким он был дома и каким его мало кто знал.
«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.