Московское воскресенье - [100]
Катя задумалась. Лететь через горы, где трудно удержать самолет на заданной высоте даже в тихую погоду, где переменчивые воздушные течения бросают его, уводят от курса, где даже опытный штурман не успевает сделать все необходимые навигационные вычисления… Лететь через немецкие укрепленные позиции, где тысячи глаз будут подстерегать самолет… Но за этими преградами ждут помощи попавшие в беду товарищи…
«Надо лететь», — решила Катя и сделала шаг вперед.
Должно быть, так думали и другие. Они тоже сделали шаг вперед.
Лицо Маршанцевой посветлело:
— Я была уверена, что вы полетите!
Пять дней накапливалась влага в горах и ущельях. Туманы поднимались до вершин и смыкались с тучами, образуя непроглядную темноту.
Лететь пришлось по приборам, вслепую. По расчету времени Катя определила, что пункт уже близко, но с земли все не подавали условных сигналов. Она выстрелила из ракетницы и пошла на второй круг. И тогда на земле вспыхнули костры.
Катя увидела бойцов. И когда самолет снизился, громко закричала:
— Братишки! Хватайте мешки!
Мешки упали. Мотор заработал, и самолет стал набирать высоту. Бойцы, размахивая шапками, что-то кричали. Вдруг Нечаева снова направила самолет вниз, прошла над кострами и крикнула во весь голос:
— Наступайте! Вырывайтесь!
«Правильно», — подумала Катя, услыхав этот вырвавшийся из сердца крик, и ей захотелось, чтобы его услышали солдаты.
На обратном пути они чуть не напоролись на Сунженский хребет. Три раза вырывались они из тяжелой облачности. А около Терека, где так удачно проскочили, когда шли к окруженным бойцам, их встретили зенитки. Значит, немцы еще продвинулись.
Катя решила уточнить их расположение и долго кружилась, вызывая на себя огонь других батарей. Немцы стреляли скупо, но все же две батареи удалось засечь. Тогда она вывела самолет из огня и полетела догонять другие экипажи.
Отрапортовав о выполнении задания, Катя пошла искать Женю. Ей хотелось узнать, не заметила ли та чего-нибудь нового при перелете фронта.
Евгения неохотно ответила:
— Все по-старому. У меня на маршруте было темно, как в аду. В одном только месте немцы все бросали ракеты… — Помолчав немного и словно что-то вспомнив, она вдруг добавила: — А минут через пять по тому месту ударили «катюши»…
— Вот это здорово! — воскликнула Катя и, обняв Евгению, спросила: — Может быть, уже началось?
Евгения поняла ее без слов, улыбнулась, но улыбка скоро погасла:
— Не знаю, не знаю… Пожары там вспыхнули большие, а насчет наступления ничего не могу сказать…
Глава двадцатая
С земли были видны яркие звезды. Обыкновенная летная ночь. Но как только самолет лег на курс, навстречу ему надвинулось такое месиво, что не стало видно ни земли, ни неба.
Катя попросила летчицу набрать высоту. Однако и на высоте в тысячу метров перекатывались упругие тучи. Ноябрьский ветер хлестал с такой силой, что самолет швыряло, как лодку в шторм.
Катя вертела головой во все стороны, но не видела ни одной звездочки, ни одного ориентира на земле. Всего десять минут назад на душе у Кати было спокойно, и она обещала летчице привести самолет к цели, как по ниточке. А теперь, должно быть, Даша подсмеивается над ней, если только не пугается за будущее.
На коленях штурмана — карта с маршрутом, но она не может проверить курс ни по звездам, ни по земным ориентирам, не доверяет и приборам. По времени они должны были лететь над Тереком. Внизу сквозь плотную чернильную темноту блеснул просвет. Вглядевшись, Катя заметила, что там облака словно ударялись о какую-то преграду. Скоро Катя различила темную стену того самого хребта, который по маршруту должен был находиться далеко слева.
— Правее! Правее! — сказала она. — Вот так, курс двести восемьдесят.
Летчица набрала еще метров триста, самолет выскочил в просвет между тучами.
Катя вспомнила весь маршрут, по которому летала днем. За хребтом должна быть лощина, поросшая кустарником, налево — каменистое русло высохшей реки, а справа — ущелье, из которого выбегал Терек. Он петляет между отлогих гор, а на берегах его ютятся белые домики, похожие на отару баранов. Все это были хорошо изученные места. Несколько ночей подряд они летали бомбить переправу на Тереке. Эта переправа казалась узкой белой полоской, и попасть в нее было очень трудно. За Тереком, по данным наземной разведки, находятся склады с горючим.
Пролетев несколько минут в просвете, они снова встретили плотную стену облачности. Надо было опять пробивать ее и идти выше. Но едва самолет вошел в облака, горизонт пропал. Нисходящие и восходящие потоки бросали самолет то вверх, то вниз, летчица с трудом удерживала управление.
— Я не верю приборам! — с отчаянием сказала Даша. — Не могу дальше вести самолет!
Катя знала, что может произойти с самолетом, когда летчица теряет уверенность.
— Давай вернемся, — предложила она.
Как только самолет развернулся, попутный ветер подхватил его и понес к аэродрому. Уже миновали хребет, где клубились облака, стали искать аэродром.
В глубокой лощине было по-прежнему тихо, но звезды затянула дымка тумана. Глядя на это спокойное небо, нельзя было поверить, что рядом, за хребтом, бушует воздушный океан.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.
Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
В книгу включены документальные повести журналиста Г. Фролова о Герое Советского Союза Юрии Двужильном и героине битвы под Москвой в 1941 году Вере Волошиной. В результате многолетних поисков Георгию Фролову удалось воскресить светлые образы этих замечательных советских патриотов, отдавших жизнь за Родину.
Герои повестей и рассказов, вошедших в этот сборник, наши современники — солдаты и офицеры Советской Армии. Автор показывает романтику военной службы, ее трудности, войсковую дружбу в товарищество, Со страниц сборника встают образы воинов, всегда готовых на подвиг во имя Родины.