Московский дивертисмент [журнальный вариант] - [5]

Но между тем чете Приамов и в голову не приходило, что можно не делать того, что они дальше сделали. Отсюда мораль — если вам приснился Искандер-М, то все сомнения должны отступить в сторону.

Как ни жалко им было ребеночка, приказали они охраннику и личному шоферу Приама отвезти корзину с младенцем куда-нибудь за Мытищи и оставить в густом лесу у дороги. Шофер, добрый таджик Агелай, только заплакал, но ничего не сказал. И не хотелось ему везти в густые леса за Мытищи едва начавшего взрослеть парня, но пришлось. Господская воля есть господская воля. Приехал он в один из лесов, остановил автомобиль под разлапистой елью, вынул из багажника корзинку с годовалым бутузом, которому в качестве компенсации за суровый родительский произвол накануне споили литра три сладкой браги, поставил ее на ворох прелой пахнущей осенью земли и, горько плача, рванул обратно по трассе на запад.

Парис спал, доверчиво посапывая во сне, на него сыпались иглы со старой ели, блаженные фитонциды забирались ему в носоглотку и вершили свое благое дело по оздоровлению и укреплению его толстого спелого тела. Пичуги, зайчики, ленивые вонючие китайские панды, любознательные ежи собрались вокруг его корзинки и стали держать совет. Как тут быть? Что тут поделать? Человеческий младенец в лесу! Это всегда неспроста!

Да уж, говорил, кряхтя, старый мудрый бобр, последний раз, когда человеческого младенца обнаружили среди животных, выяснилось, что это Бог сошел на землю с неба! Ну, ты сравнил, сказали презрительно белки, ну ты сравнил! То Христос был в яслях, а это кто? Это не Христос! Нет, это не Христос, согласился бобр, от него спиртным разит, как от будулая какого-нибудь, но я вам по опыту скажу, не каждого младенца в лес завозят на “Мазератти” последней модели и в корзинке от Фаберже! Мазератти, мазератти, кричали дятлы, прыгая по березам. Мазератти, подтвердил бобр и понурил голову.

Кабан потоптался вокруг корзинки, потоптался и говорит, но ежели не Христос, то, может, нам тогда взять его и утопить от греха подальше? Чтобы не воспоследовали культурные подвижки? Как это утопить? Лесной народ загалдел на все голоса. Трудно им было представить, как можно утопить такого громадного младенца. Он и в речку нашу не поместится, заметил длинный, толстый, мудрый уж. Разве глиной ему рот замазать, так это сколько ж глины уйдет?!

А может, лучше его медведу отдать на съедение? Это задумчиво предположила лисичка-сестричка и оглядела моментально притихшее собрание. И медвед будет доволен, и лес будет в безопасности, и современную цивилизацию сохраним от культурных разломов, и, бог весть, может быть, получим еще свои бонусы! Что бы под этим ни подразумевалось! А что, покачал головой бобр, лисица дело говорит. У нас в лесу хозяин медвед. Ему и решать, что делать с этим артефактом! Медвед, медвед, загудела толпа и по тропинке устремилась к домику медведа.

Избушка медведа стояла аккурат посреди леса где-то между деревнями Шапилово и Благовещенье. Срубленная только в прошлом году, она еще выглядела совсем новой и на удивление нарядной и современной. С резными наличниками, с балкончиками и мансардой, с кровлею фирмы “Ондулин”, с портретами Президента Российской Федерации и главы МЧС России над крыльцом.

Когда до избушки медведей оставалось пятьдесят — семьдесят метров, толпа остановилась. Бобр сел на землю, приподнял покрывальце, закрывающее лицо младенца, и проверил, жив ли тот. Тот был жив. Не дурак поспать этот маленький человек, сказал бобр. Потом осмотрел зверей и спросил, ну кто, лимита блохастая, пойдет будить медведа? Кто-то, кто-кто, кто-то, кто, затрещали сороки. Ты иди, сказал серый ворон, или пусть тогда уже панды. Бобр страшно удивился. Это еще почему? А потому, сказал серый ворон, что вы самые старые, самые вонючие и вас медвед точно есть не станет. Если пойдет кто помоложе, Потап ему сразу сделает невермор! Пусть тогда панды идут, кивнул головой бобр, если мне сделают невермор, то лес без старосты останется, а панд нам не жалко. Их в Китае много. Согласны?

Согласны, единодушно сказали звери, в том числе и сами панды. И пошла вперед самая старая панда по имени Ли Сяолун, что переводится на русский как “маленький дракон”. Эта панда был взрослый и храбрый самец, долго поживший на свете, в прошлой жизни мастер восточных единоборств, умеющий встретить смерть лицом. Всем своим видом выражая презрение к смерти, медленно побрел он к избушке медведа. Все затаили дыхание. Животным был известен добрый, но страшный нрав хозяина леса. С известной долей вероятности можно было прогнозировать летальный исход мероприятия, в которое ввязался добрый старый Ли.

Эй, медвед, сказал он. Выходи. Это я вызываю тебя, животное панда, гордое и свободное китайское существо! Выйди к своему народу, медвед, ты ему нужен!

Страшно что-то заревело в избушке! Затряслись стены, и полегли в страхе животные леса. Даже лисица — и та легла на брюхо и закрыла глаза, как собака, которая увидела гнев хозяина.

Медвед заревел страшно! Что, вашу мать, там происходит, что вы там себе думаете! Кто осмелился меня будить?! Двери распахнулись, и на пороге показался он, исполин леса, сам Потап Абрамович! А, это ты, конфуций хренов, меня будить вздумал! Это ты меня сна лишаешь, инфекция иностранная! Да я вас всех сейчас порву в пыль, а потом отправлю в Пекин в красных конвертах почтовыми голубями! Вы у меня пожалеете, что на свет родились!