Московская история - [97]

Шрифт
Интервал

Елизавета, как вошла, так и села на корточки у порога. Ее взору открылся небольшой, но просторный холл, с узеньким коридорчиком, манившим куда-то в глубину квартиры, и за стеклянными дверями сверкала розовым паркетом большая квадратная комната, насквозь пронизанная светом.

Ермашов нахмурился, напыжился, выдвинул вперед одно плечо и пошел вперед, будто собираясь сокрушить все, что там было еще понастроено в квартире. Фестиваль на всякий случай обогнал его и рысцой побежал впереди, Таня шла сзади, ахая по мере удаления от Елизаветы все громче, должно быть, для того, чтобы она не потеряла их след.

Они долго где-то топали и чем-то стучали: «А это что?» — раздавался требовательный и какой-то сварливый голос Ермашова. Ему отвечало умиротворяющее воркованье Фестиваля и Тани: «Это кухня. Это… ах! Кафель. Кладовка». Юрочка чертиком выскакивал то из одной, то из другой комнаты. Степан Аркадьевич степенно стоял на лестничной площадке, делая вид, что его вся эта суматоха не касается. Войти в квартиру он стеснялся.

Наконец Ермашов вернулся и спросил Елизавету, чем это она занимается тут, в передней? Елизавета ответила, что живет здесь; просто-напросто уже поселилась, ей нравится, она счастлива и не собирается трогаться с этого места до конца жизни.

— А на работу? — хитро прищурившись, ввернул Фестиваль.

Елизавета ответила, что с этого мгновения ее интересует только эта квартира, а работа пусть себе идет…

Тогда Фестиваль занялся делом. Он получил у коменданта дома, принес и приладил все краны, подключил электрическую плиту. Таня тем временем с утра до ночи пекла, жарила, варила, готовясь к грандиозному двойному новоселью, на которое было приглашено полдома. Юрочка, узнав, что теперь он будет спать совершенно один в комнате дяди Жени, и это теперь его комната, заявил, что ему либо срочно надо жениться на Татке, либо завести собаку. Потому что одиночество невыносимо, только плохие люди любят одиночество. Им так удобнее злиться.

— Где ты это вычитал? — спросил Фестиваль.

— Это мои собственные мысли, — гордо ответствовал Юрочка.

Таня фыркнула и обрызнула чаем всю скатерть.

— Смотри, какой умный, — похвалил Фестиваль.

В день новоселья (субботний) гулять начали с утра. По всем девяти этажам заводского дома на лестничных площадках курили немыслимо разодетые звездовцы. Сверкали лаковые полуботинки. Топорщились черные парадные костюмы. Снежной белизной отдавали нейлоновые рубахи. Женщины, в куцых шелковых платьях, в прическах «вавилонская башня», то и дело выскакивали из фирсовской квартиры, корили и звали курильщиков, торопливо отстукивали здесь же на площадке наимоднейшими «платформами» пританцовку, выкрикивали частушки и ныряли обратно на кухню включаться в коллективное конвейерное мытье посуды.

За длинным столом в большой комнате (прежней Фирсовых) сидели главные гости: Ермашов с Елизаветой, конструктор Павлик, Василь Васильевич Дюков в окружении жены, дочерей и самых приближенных наладчиков. Сам Фестиваль, как-то незаметно дозревший на резво поднимаемых чарочках, с покрасневшим носиком, обхаживал сидящего рядом с ним крошечного старичка. У того был виден на груди казавшийся очень большим орден Трудового Красного Знамени, еще без планки, как делали в тридцатые годы. Тогда перед именем писали почетное: «орденоносец». Старичок был из тех — орденоносцев.

— Это мой мастер, — объяснял Фестиваль поминутно, сооружая в тарелке, стоящей перед старичком, гору закусок и пирогов, как будто собираясь замуровать за ними дорогого гостя. И тут же, прибегая к помощи искусства, чтобы выразить теснившиеся в груди чувства, затягивал, дирижируя руками:

— «Учи-и-тельница первая моя!»

Старичок кивал и подхватывал:

— «Вставай, вставай, кудрявая», эх! «Навстречу дня…»

Несмотря на некоторые расхождения в тексте, они шустро допевали песню до конца, отлично ладя в мелодии.

— Ловко, — хвалил их конструктор Павлик. — Способные, черти.

Дюков высказывал Ермашову свои мечты:

— Я теперь землицы хочу. Откуда это во мне явилось, непонятно. Домик, участочек, насадить бы клубники… а, Евгений Фомич? Говорят, на «Динамо» садово-огородные участки получили. Может, и нам подумать?

— Подумаем, подумаем, — кивал Ермашов рассеянно.

— Э, Вася, куда тебя потянуло! — удивился Павлик. — Много овса ешь!

— Какого овса? — испуганно спросила жена Дюкова. Ей показалось, что о ней думают бог знает какие глупости — кормить мужа овсом! Надо же. Она слышала, что последнее время развелись какие-то зерноеды. Но они, Дюковы, — нет. Ни в коем случае. Они нормальные, порядочные люди. Никакими этими… сектами не увлекаются. Извините!

Павлик стушевался и спрятался за Елизавету:

— Что, оказывается, делается на свете. Сидишь на заводе и ничего не знаешь. Думаешь, у него по-прежнему резьба слева направо. А он уже вовсе с катушек соскочил. Зерноеды…

В проеме распахнутой двери появилась высокая очень красивая женщина. Она держала в руках два хрустальных бокала с шампанским и медленно, мелкой поступью, не отталкиваясь вовсе от пола, плыла к Ермашовым. Елизавета не сразу ее узнала, а узнав, почему-то испугалась. Это была Светлана Огнева. Белое лицо ее казалось фарфоровым, неживым. Розовый рот плотно сжат.


Еще от автора Елена Сергеевна Каплинская
Пирс для влюбленных

Елена Сергеевна Каплинская — известный драматург. Она много и успешно работает в области одноактной драматургии. Пьеса «Глухомань» была удостоена первой премии на Всесоюзном конкурсе одноактных пьес 1976 г. Пьесы «Он рядом» и «Иллюзорный факт» шли по телевидению. Многие из пьес Каплинской ставились народными театрами, переводились на языки братских народов СССР.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


В таежной стороне

«В таежной стороне» — первая часть трилогии «Рудознатцы», посвященной людям трудной и мужественной профессии — золотопромышленникам. Действие развивается в Сибири. Автору, горному инженеру, доктору технических наук, хорошо знакомы его герои. Сюжет романа развивается остро и динамично. От старательских бригад до промышленной механизированной добычи — таким путем идут герои романа, утверждая новое, социалистическое отношение к труду.


Ивановский кряж

Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции.