Московская экскурсия - [22]

Мы все: Третий Профессор, Птичник, две Учительницы и я, оказались в одной ложе с парой русских. Один из них, как удалось узнать благодаря ломаным французским фразам, был шурином Скрипача. Он так гордился этим родством, что у меня язык не повернулся признаться ему, что игра Скрипача показалась нам весьма посредственной. Наш сосед сообщал мне имена всех танцоров и нашептывал на ухо в антрактах содержание следующего акта. После исполнения великолепного pas seul[40] публика с восторженными возгласами вскочила с мест и принялась размахивать программками.

И вот представьте себе мой ужас, когда посреди всего этого рокота восхищения я услыхала у себя за спиной выкрик: «Лжец!» Я обернулась. Оказалось, что Третий Профессор и Фермер-Птичник под шумок выясняли отношения. (Они всегда недолюбливали друг дружку, а тут их терпение лопнуло.) Зажегся свет, и публика в изнеможении опустилась в кресла. Но ТП и ФП уже почувствовали вкус крови и сцепились не на жизнь, а на смерть. Они продолжали свою перепалку, осыпая друг друга оскорбительными эпитетами, и при этом сохраняли на лицах застывшие улыбки — русские не должны догадаться, что двое англичан потеряли самообладание. Но даже слепоглухонемой африканский дикарь без труда бы смекнул, что к чему, а уж русские, естественно, были поражены.

ТП повернулся ко мне и с натянутой улыбкой прошипел:

— Вы слышали, как он назвал меня?

— Что он говорит? — прошептал мне на ухо шурин Скрипача.

Что прикажете отвечать? Скажи я: да, слышала — навлеку на себя гнев ФП, а скажи — нет, ТП решит, что я затаила на него злобу после эпизода с «землей надежды и славы».

— Что он говорит? — не унимался шурин Скрипача.

— Тсс! Они обсуждают балет. Англичане очень серьезно относятся к искусству танца, они приходят в восторг от pas-bas, plie воспламеняет их, a entrechat...

Кажется, шурин Скрипача мне не поверил.

Вот положеньице! С грехом пополам удалось достичь перемирия, и к концу антракта соперники уже сидели на своих местах, повернувшись спиной друг к дружке, и с надутым видом глядели в никуда. Но на протяжении всех последующих действий я явственно ощущала клокотавшую в них жажду реванша.

— Если я еще раз услышу... как вы называете меня... я вам мозги вышибу... не удивлюсь... если вы шпион... которому платят русские... Повторите это еще раз... Только попробуйте это сказать...

— Incroyable![41] — бубнил шурин Скрипача, то ли обращаясь ко мне, то ли бормоча себе под нос. — Incroyable!

На обратном пути ТП и ФП шли по разным сторонам дороги. Они до сих пор пребывают в состоянии войны, а я, незадачливый нечаянный свидетель, занимаюсь тем, что ношу белые флаги и голубей от одного к другому.

В иных обстоятельствах я, возможно, посчитала бы это даже забавным, но сейчас я так устала от антагонизма. Мы, англичане, из последних сил стараемся поддерживать в себе искреннее восхищение, а русские упорно стоят на своем. Стоит ли удивляться подобным вспышкам? Суждено ли нам вернуться к нормальной жизни? Цветущие кусты утесника в темных ложбинах, стада, утопающие по колено в траве; ярко-зеленые поля Ирландии, где в ежедневном преображении трава становится плотью — существует ли все это на самом деле или сохранилось только в моей памяти? О боже...

Сегодня, проходя по Красной площади, я повстречала человека, который толкал тачку, нагруженную бронзовыми бюстами Ленина и Сталина. Часовые, стоявшие на карауле у ворот Кремля, заметив священный (серийного производства) груз, вытянулись по стойке смирно и лихо отдали честь. Но представьте мое потрясение, когда я увидела, что толкавший тачку мужчина настолько забыл о торжественности своей миссии, что не снял шапку.

7

И вот — высшая точка моей поездки: меня пригласили на чай к Члену Коммунистической Партии. Когда М. сказал мне, что я просто обязана встретить А., я выслушала это достаточно спокойно. Я не знала, какая это выдающаяся личность. Боже, у него было две комнаты и кухня!

Когда я добралась до места, для чего пришлось показать половине Москвы мой клочок бумаги с написанным печатными буквами адресом, то ожидала увидеть обычную однокомнатную квартиру, наполненную младенцами, дедушками, сестрами, племянницами и тетушками. Но я нашла А. и его жену совершенно одних. Это казалось даже как-то неестественно.

Конечно, он заслуживал этого. Известно ли вам, что он семь раз директор. Член нескольких консультативных комитетов, секретарь писательского клуба и успешный драматург. В скором времени он собирается начать переводить на русский язык английские и американские книги, и поэтому первым делом велел мне по возвращении в Англию выслать ему полное собрание сочинений Гертруды Стайн.

Поначалу наша беседа была весьма стерильной, словно выметенная новой метлой. Я заметила, что хозяин из вежливости сдерживает свое возмущение нашими западными обычаями, и вела разговор осторожно, стараясь избегать скользких тем. Вдобавок я была зачарована маленькими разноцветными пирожными, самоваром и домашним теплом, мне не хотелось расставаться со всем этим до того, как мои чары рассеются.

Вдруг А. разом сломал то непрочное убежище, которое мы строили сообща.