Московия - [107]

28 января (две мили) до Простеёва и две мили до Оломоуца, лежащего на реке Мораве; эти три города: Зноймо, Брно и Оломоуц — первые в Моравском маркграфстве. Оттуда Липник, 30 января; через Бистршице я ехал три мили по лесу и довольно высоким горам, потом еще три мили до Границе по-моравски, а по-немецки Вайссенкирхен (полторы мили); Йичин, по-немецки Тицайн (еще полторы мили), в долине протекает река Бечва.

Острава, по-немецки город Остра (четыре мили), городок, принадлежащий епископам оломоуцким. Здесь переправились мы через реку, по-немецки называемую так же, как и город, а по-моравски Остравицу, омывающую город и отделяющую Силезию от Моравии.

Как только переедешь мост, ты уже в Силезии. Проехав добрую милю, встретишь плохонький монастырь, то есть аббатство по имени Орлова, хотя оно и начальствует над многими монастырями, даже и польскими. Кое-кто вознамерился устроить там солеварню. Одного из них вскоре убили, так дело и стало.

Затем в Силезии, 2 февраля (одна миля) до города герцогов цешинских Фрыштат, расположенный на реке Ольше.

Струмень, по-немецки Шварцвассер (две мили);

Пщина, по-немецки княжество Плес, 3 февраля (еще три мили); замок и городок; на расстоянии двух миль от него мост через Вислу, которая берет начало неподалеку от Цешина в горах Силезии. Все, что по сю сторону моста, принадлежит Чехии, а по ту сторону — хотя и тоже Силезия, но принадлежит уже королевству Польскому.

От моста через Вислу начинаются владения польские, и до княжества Освенцим, по-немецки Аушвиц, где река Сола впадает в Вислу, одна миля пути.

За Освенцимом мы переезжаем по мосту снова через Вислу и, сделав восемь миль, прибываем в столицу Польского королевства Краков; здесь мы поставили наши возки на полозья.

Между Краковом и Освенцимом находится замок Липовец, где содержатся в заключении провинившиеся священники. Рядом польские постоялые дворы. Оттуда пять миль до Кракова.

Краков — столица Польши; область вокруг него называется Малой Польшей; столица в Великой Польше — Познань. В то время король был в Литве. Некий немец, по имени Ганс Бонар^{351}, любимый слуга короля, посвященный в его тайны и секреты, очень хорошо принял меня и итальянца. Когда мы говорили о браке и показали портрет предполагавшейся невесты, то Бонар сказал: «Она не так румяна», потому что прежде ему уже доводилось видеть ее портрет. Тут Хрисостом говорит, что, мол, в тех странах такой обычай, хоть женщина и от природы не бледна, но все-таки прибегает к помощи румян. Я стал подавать ему знаки, тихонько толкая под столом, отчего он сильно покраснел, а потом спрашивал меня, зачем это я подавал ему знаки. Я отвечал, что в наших краях краситься — не обычай, а смешная привычка. Он просил у меня совета, что же ему теперь делать. Я посоветовал, пусть он скажет, что художник на портрете переложил красного. Этому совету он был очень рад.

Нам пришлось пересесть в сани^{352}. Итальянец послушался совета, что можно просто поставить возок на сани, как это делают. Я же, по рекомендации Бонара, оставил свой возок и перебрался в санки, снабдив их верхом, как у возка. Итальянский слуга Хрисостома, ни разу в жизни не правивший санями, дважды перевернул своего господина, не успев и выехать из города. Под городом я нашел его в большом смятении. Он сказал: «Я уже упал дважды, что же будет со мной в течение ста двадцати миль?» Я взял его к себе в сани, и с Божьей помощью мы двинулись. Я нанял у Бонара польского возницу с двумя лошадьми до самой Вильни всего лишь за восемь рейнских гульденов, а также за стол и корм для лошадей.

11 февраля мы выехали из Кракова.

На дальнейшем пути от Кракова:

Прошовице (четыре мили); Вислице (шесть миль), 12 февраля; Шидлув (пять миль), 13 февраля; Опатув (шесть миль), 14 февраля; Завихост (четыре мили), 15 февраля; здесь мы снова на лодках переправились через реку Вислу и оставили ее слева;

Ужендув (пять миль), 17 февраля;

Люблин (семь миль). Это воеводство и укрепленный стенами город. В этом месте в известное урочное время года, несколько раз в год устраивается знаменитая большая ярмарка, на которую стекается народ с разных стран света: московиты, литовцы, татары, ливонцы, пруссы, русские, немцы, венгры, армяне, турки, валахи и евреи.

Коцк (восемь миль), 18 февраля; 20-го — переправа через реку Вепш (так! — А. Н.). Не доезжая до этого места, течет на север река Вепш.

Мендзыжец (восемь миль). Проехав две мили до маленькой речушки, достигаем границы Польши.

Литовский город Мельник, замок и несколько домов; 21 февраля, на реке Буге (шесть миль).

Вельск, замок и обнесенное стенами местечко; 22 февраля (восемь миль).

Нарев, обнесенное стенами местечко; 23 февраля (четыре мили). Здесь река того же имени вытекает, как и Буг, из некоего озера и болот и устремляется на север.

Из Нарева, 24 февраля, надо ехать восемь миль лесом, вдоль дороги — ни одного дома, за ним — город Крынки, где в первый день Великого поста ожидали меня люди короля, доставлявшие мне продовольствие, — их называют приставами, — и провожали до самой Вильны.

Затем в Гродно, 26 февраля (шесть миль). Тамошнее княжество довольно плодородно, если принимать во внимание природу той страны. Это приличный город, построенный на туземный манер. Крепость с хорошим городом расположены на реке Немане, называемой по-немецки Мемелем и текущей также по Пруссии, которая некогда находилась под управлением великого магистра Тевтонского ордена; а ныне ею как наследственным герцогством владеет маркграф бранденбургский Альберт. Я считаю эту реку за Кронон, по сходству с названием города. Тут Иоанн Забе-резинский был захвачен Михаилом Глинским в том доме или, как они выражаются, дворе, в котором я останавливался. Здесь я расстался с московским послом, которому король запретил въезжать в Вильну. По выезде отсюда 27 февраля — Привалки; 28 февраля — Меркине, оттуда Перлоя, 1 марта (две мили);