Московия - [103]
«У государя есть обыкновение приглашать послов на охоту и забаву»:
Тур
Гравюра из издания «Известий о делах Московитских», Базель, 1556 г.
Когда появляется заяц, то гонятся не только вслед ему, но и с разных сторон одновременно пять, шесть или сколько найдется собак. Как только собаки схватят зайца, то охотники кричат «О-хо! хо! хо!» и громко рукоплещут, будто свалили большого и свирепого зверя. Если иногда зайцы долго не выбегают, то государь тотчас же обращается к кому-нибудь, кого он заметит в кустарнике с зайцем в мешке, и кричит ему: «Гуй, гуй!». Этим возгласом он дает знать, что пора выпустить зайца. Из-за этого зайцы выходят иногда будто сонные, не могут бежать и подпрыгивают среди собак, словно козлята или ягнята среди стада, так что на них тут же набрасываются собаки.
Чья собака поймает больше, тот считается в этот день свершившим выдающийся подвиг. Равным образом можно было видеть, как сам государь рукоплескал послу, собака которого поймала много зайцев. Так, когда одна из наших собак поймала что-то прежде других, государь был доволен и хвалил ее.
Меня поставили там, где должно было пробежать больше всего зайцев. Когда охота началась, я взял за повод одну собаку. Вот на меня выбежал заяц, и все закричали, чтобы я травил, чего я не сделал>{341}. Они спрашивали меня, отчего я не стал травить, я же отвечал: «Я не знаю, как оправдался бы перед своим господином, если бы затравил у себя под носом беднягу, за которым гналось так много собак!» На что они сильно смеялись. Зайца, который мне достался, я стал травить только тогда, когда он убежал достаточно далеко. Впрочем, я поймал их мало. Собаки не выдерживают долгой погони.
Наконец, по окончании охоты все собрались и снесли зайцев в одно место. Зайцев было поймано множество, и когда их снесли в кучу, то спросили меня: «Сколько их здесь?» Я ответил: «Больше тысячи», — чем они были очень довольны. Затем их сочли и насчитали около трехсот. На охоте присутствовали и три брата великого князя: Димитрий, Андрей и Семен, то есть Симеон, если говорить правильно.
Тогда там были лошади государя, хотя и не так много и не такие красивые. Ведь когда я участвовал в подобной забаве в первое посольство, то видел гораздо больше лошадей, сорок или пятьдесят, и красивее сравнительно с теми, каких я видывал; в особенности той породы, которую мы называем турецкой, а они — «аргамак». Было там также большое количество красивых соколов белого и пунцового цвета, отличавшихся своей величиной; которые называются у них «кречет»; с их помощью они обычно охотятся на лебедей, журавлей и других такого рода крупных птиц. Хотя кречеты птицы очень дерзкие>{342}, но они не настолько свирепы и ужасны, когда нападают, чтобы другие птицы, даже ястребы или иные хищные птицы падали и издыхали от одного их вида и приближения, как баснословил кое-кто, писавший о двух Сарматиях.
Правда, из опыта известно, что, если кто охотится с ястребами: тетеревятником или перепелятником или с обычными соколами, а тем временем прилетит кречет, полет которого они чувствуют издалека, то они не продолжают преследование добычи, а в страхе и садятся.
Достойные доверия и именитые мужи рассказывали нам, что когда кречетов, еще молодых, везут из мест, где они гнездятся, то запирают их иногда по четыре, по пять или по шесть вместе в особую повозку, специально для того устроенную — в корзинах или деревянных ящиках, — и они находятся там по несколько птиц вместе. Тогда подаваемую им пищу эти птицы принимают, соблюдая некий определенный порядок старшинства. Неизвестно, делают ли они это в силу разума или в силу своих природных свойств, или по какой-либо иной причине, но это слишком похоже на разум. Кроме того, насколько яростно кречеты нападают на других птиц и насколько они хищны, настолько ручными они оказываются среди сородичей, отнюдь не досаждая друг другу взаимными укусами. Они никогда не моются водой подобно прочим птицам, но употребляют один песок, при помощи которого вытряхивают вшей. Холод любят до такой степени, что стоят всегда или на льду или на камне.
Но возвращаюсь к начатому. С охоты государь отправился к одной деревянной башне, отстоящей от Москвы на пять миль. Там было разбито несколько шатров: один, большой, четвероугольный и просторный, как дом, в котором могло поместиться много народу, — для государя, второй для царя Ших-Али, третий для нас, и еще другие для других лиц, и для вещей, и для всяческих нужд государя. После того как нас проводили туда, чтобы мы переоделись, и государь тоже вошел в свой шатер, где переменил платье. После он тотчас позвал нас к себе. Когда мы вошли, он сидел на седалище из слоновой кости; справа от него был царь Ших-Али, а мы сели напротив, на месте, и в другое время назначенном для послов, когда их выслушивают или ведут с ними переговоры о делах. Вслед за царем сидели некоторые князья и старшие советники, а с левой стороны от него — младшие князья и прочие в этом роде, которым государь выражает особое благоволение и милость.
