Московии таинственный посол - [70]

Львовский хлеб им, видимо, тоже не понравился. Они его удивленно помяли, понюхали, но вежливо воздержались от замечаний. Спросили, как жарят во Львове мясо. На сковороде? Ах, на сковороде! Понятно! Употребляют ли при жарке жир? Употребляют? Понятно. Вино гости пили свое. Угостили и хозяина. Хозяин отпил глоток, закрыл глаза, минуту подумал, а затем принялся хвалить вино. Оно вправду было отменным. Пожалуй, несколько резче и терпковатей, чем итальянские вина, но не такое кислое, как французское. Отличное вино! Нельзя ли купить несколько бочек? Естественно, по умеренным ценам. Гости ответили, что сейчас вина они с собой не привезли. Что же касается будущего, то можно потолковать. Весьма вероятно, что теперь у приезжих появятся во Львове торговые интересы.

К вечеру по городу распространился слух, что прибыли непонятные купцы из Болгарии. Но пока никаких торговых связей они не заводят, ни ценами на товары, ни возможностями местного рынка не интересуются. Зато расспрашивают, как найти русского печатника Федорова.

Это известие, конечно же, вскоре дошло и до покоев графини Челуховской.

— Что-то новое. При чем тут болгары? Их еще во Львове не хватало. Ведь болгары, насколько я понимаю, не русские. Зачем же им русский печатник?

— Все сложнее, — отвечал граф. — Все значительно сложнее, светлая пани. Болгары вправду не русские, но что это меняет? Все славяне одним миром мазаны. Живут ли они на Великой Руси, на Малой, в Болгарии или в Кракове, в Цетинье или же в Праге. Мы тратим столетия на то, чтобы сделать из них образцовых европейцев, а они отвечают нам гуситскими войнами, походами на Ливонию, кознями против престола первосвященника в Риме. Но вы об этом не думайте. Обо всем этом буду думать я.

— Почему вы? Почему нельзя думать об этом мне?

— Раз вам этого хочется, думайте, — рассеянно ответил граф. — В мире царит беспорядок. Мир упрямо не желает быть послушным мальчиком. Он желает бунтовать против учителей. Болгары! Болгары — это новость!

— Я не пойму, о чем вы говорите.

— Да, действительно, с какой стати я обо всем этом говорю вслух? Разрешите вашу ручку, светлая пани…

— Зачем?

— Я хочу ее поцеловать. А после этого скажу вам комплимент. Самый лестный, какой вам когда-либо доводилось слышать. И мы забудем о болгарах.

Гости из-за Дуная

Когда гости вошли, Федоров сразу же понял, кто они и откуда. Улыбнулся: пожалуйста, милости просим… Но старший, спросив, печатника ли они имеют честь видеть, опустился вдруг на колено, схватил правую руку Федорова, поднес ее к губам.

— Что ты! Зачем?! — Он помог гостю подняться. — Да что с тобой? Чего ты крестишь меня? Зачем руки целуешь? Я ведь не царь и не святой…

Вечером, после ужина, Федоров и гости сидели в столовой у большого полукруглого дубового стола. Свечи не горели, но пламя, плясавшее за дверцей печи, хорошо освещало комнату.

— Вот, — говорил Атанас, старший из купцов, — эти кольца и несколько монет — то, что у нас было с собой. Мы не знали, найдем ли тебя. Нас снарядили в дорогу, чтобы мы сначала отыскали тебя. Узнали, жив ли тот человек, который написал о нашем Кирилле. Теперь дело проще. Возвратимся, соберем денег, привезем тебе. И людей пришлем на помощь — мастеров резать дерево, медь. Все в помощь тебе будет.

— Цех не разрешит.

— Кто?

— Цех. Тут ведь свои порядки. Каждый мастер входит в цех. Есть цехи швейников, столяров, оружейников. Печатник, например, не имеет права держать у себя плотника. Все заказы надо оформлять через цех.

— Это нам непонятно. Но раз ты так говоришь, значит, так и есть. Найдем выход. Может быть, сможем резать и отливать литеры у себя в Болгарии. И печатный пресс там поставим. Сможем переиздавать твою «Азбуку» в Болгарии или в Валахии. Такое в наших руках?

— Да, — сказал Федоров, — вполне. Сколько бы вы хотели в год получать книг?

— Если речь идет об «Азбуке», то триста штук. Конечно, денег у нас пока мало. Народ беден. Страна под турками. В нищете. Но, даст бог, на науку детям кое-что соберем. И тебя за твои труды не обидим.

— Напрасно вы так, — сказал печатник. — За свои труды я вообще ничего не возьму. И друкарню вам на родине помогу сделать. Деньги ищите только на бумагу да на другие расходы по печатанию. Триста книг в год — это много. Не просто их выпустить. А я весь в долгах. И помирать пора. Чувствую.

— Бог с тобой! Зачем так говоришь? Живи вечно!

— С удовольствием жил бы! Но в важных разговорах зачем лукавить? Хорошо бы года два протянуть. Многое успел бы! И академию открыл бы здесь. И для здешних русских, и для московских, и для болгар. А главное — типографию. Такую, чтоб две-три тысячи книг в год печатать. Всем нам это нужно.

— Да, всем, — согласился болгарин. — Трудно нам сейчас. Мудрые люди говорят, что должны прийти к нам полки из Москвы.

Федоров покачал головой:

— Нет, не скоро придут к вам московские полки.

— Что остается делать? Ждать?

— Нет, нам с вами надо печатать книги. Сегодня, может быть, это важнее, чем полки московского царя.

— И мы так думаем — книги нужны.

Печатник рассказывал о некоем княжьем человеке Данилке, который не хотел читать книг, не хотел быть свободным, а желал служить князю. Желал быть его ушами, чтобы все слышать, его глазами, чтобы все высматривать, его носом, чтобы все вынюхивать…