Мошенник - [20]

И вот теперь, когда ей исполнилось тридцать семь лет, когда её родители уже утратили всякую надежду на её замужество, когда она сама давно уже распростилась с мечтами и легендами, она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой.

Она давно снимала себе отдельную от родителей квартиру и делала это главным образом потому, что родители её никогда не одобрили бы случайных связей, а отчасти и потому, что просто хотела полной независимости. И теперь, сидя одна в этой своей квартире, вслушиваясь в потрескивание пола и в звуки постоянно капающей из крана воды, она вдруг осознала свое полное одиночество.

Ну что ж, мир достаточно широк. И вот где-то в этом широком мире солидный мужчина привлекательной внешности тридцати пяти лет желает найти понимание и заключить союз с женщиной из приличной семьи.

Деловое, сухое, холодное и, можно сказать, сдержанное, лишенное всякой романтической болтовни предложение. В таких же тонах могло быть составлено объявление о намерении продать подержанный автомобиль или электрическую газонокосилку. Но скорее всего именно эта неприкрытая прямота и привлекла её к нему.

Понимание. Способна ли она понять его призыв? Способна ли она понять его одиночество, способна ли оценить эти позывные в безбрежном мире несостоявшихся супружеских пар? Она считала, что, пожалуй, сможет. Она уже сумела оценить по достоинству его честность и прямоту.

А оценив по достоинству его честность, она почувствовала некоторое чувство вины за свою собственную нечестность. Это был уже пятый вариант её письма, и возраст её менялся с каждой новой страницей. А в первом письме она назвала себя тридцатилетней. Во втором она накинула ещё два года, в третьем она снова остановилась на тридцати. В четвертом ей уже был тридцать один год. И принимаясь за пятый вариант, ей пришлось проделать немалую внутреннюю борьбу.

Ему ведь было, что там ни говори, тридцать пять лет. Но при этом он отрекомендовался зрелым человеком. А зрелый тридцатипятилетний мужчина – это ведь не какой-нибудь мальчишка с сигаретой в зубах, едва успевший закончить колледж. А зрелому мужчине тридцати пяти лет как раз и нужна женщина, способная понять его. А не может ли это означать, что ему как раз и требуется женщина чуточку постарше его, женщина, которая... которая смогла бы стать ему немного и матерью? Что-то примерно такое, правда? А кроме того, нужна, по-видимому, полная правдивость с самого начала этих отношений, неужели не так? А особенно, в отношениях с человеком, который чужд всех этих романтических ухищрений. Но, с другой стороны, тридцать семь – это уже почти что сорок.

Кому нужна сорокалетняя дева? (А может, все-таки сказать ему, что и я кое-что знаю о том, как все делается в нормальной жизни?)

А с другой стороны, тридцать три года как-то уж очень смахивают на такую домашнюю хозяйку из пригорода – блузка с юбкой, нейлон, туфли на высоченных каблуках, – которая дожидается твоего прихода в десять минут седьмого. Неужели ему нужно именно это?

А может, он мечтает об изысканно тощей манекенщице? Выкрашенные в серебряный цвет волосы, красавица в роскошной спортивной машине, мчащаяся по живописной сельской дороге. Она жмет обутой в специальные туфельки ногой на педаль газа, алый шарф развевается на ветру за её спиной, она небрежно болтает с ним по телефону прямо из машины. “Дорогой мой, мы жутко опаздываем на званый вечер к Самуэльсонам. И не забудь, пожалуйста, повязать галстук”.

Нет, тут нужна полная искренность.

“Мне тридцать шесть лет”, – написала она.

Но и это – только наполовину правда. Она решительно зачеркнула написанное. Этот человек явно заслуживает самой настоящей правды. Она разорвала и пятый вариант письма, потом снова взялась за ручку и четким аккуратным почерком принялась писать все заново.

“Дорогой сэр!

Мне тридцать семь лет. Письмо свое я начинаю именно с этого факта, потому что мне вовсе не хочется зря отнимать у Вас время. Ваше обращение показалось мне достаточно честным и откровенным, поэтому и я буду полностью откровенна с Вами. Мне тридцать семь лет. Вот в этом-то все и дело. И если Вы сейчас сразу же порвете это письмо и выбросите его в корзину для бумаг, то тут уж ничего не поделаешь.

Вы пишете, что Вам хотелось бы найти понимающую женщину. Я же хочу найти понимающего мужчину. Мне нелегко писать это письмо. Поэтому я понимаю и то, как Вам было нелегко поместить свое объявление, и я могу понять, что заставило Вас это сделать. И единственное, о чем я прошу, так это, чтобы и вы так же поняли меня.

Меня преследует ощущение, как будто я нанимаюсь на какую-то работу, и чувство это мне крайне неприятно, но я просто не вижу иного способа известить Вас о том, какова я, и я хотела бы (если только Вы решите ответить на мое письмо), чтобы и Вы поступили примерно так же. Я хочу описать Вам все так, чтобы у Вас составилось некоторое представление о том, что я собой представляю и как выгляжу.

Сначала о чисто физических данных: рост у меня пять футов и четыре дюйма. Вес – сто десять фунтов, не прибегая при этом ни к каким диетам. Я упоминаю об этом для того, чтобы Вы поняли, что я не отношусь к числу тех женщин, которые должны пристально следить за каждым съеденным куском. Я постоянно остаюсь довольно стройной и сохраняю этот вес с отклонениями в несколько фунтов в ту или иную сторону уже с очень давних пор. На меня до сих пор налезают юбки, которые я покупала, начиная с двадцати одного года.