Моруроа, любовь моя - [105]

Энергичнее всех протестовал, как обычно, Фрэнсис Сэнфорд. Случай помог ему публично изложить свою позицию в Париже уже 5 ноября 1975 года, когда на его долю выпала неслыханная честь: ему выделили целых пять минут для выступления в Национальном собрании во время дебатов по вопросу об очередном годовом бюджете заморских территорий. Сэнфорд начал свою речь убедительным сравнением:

«Если остальные острова Океании, бывшие британскими, австралийскими и новозеландскими владениями, давно стали независимыми государствами, то во Французской Полинезии все наши попытки изменить и модернизировать нынешнюю колониальную форму правления, сложившуюся еще во времена парусного флота, неизменно подавлялись, сперва генералом де Голлем, потом его преемником президентом Помпиду».

Проиллюстрировав свои обвинения коротким рассказом о долгих мытарствах Пуванаа, Сэнфорд обрушился с резкой критикой на нового французского президента:

«Не без надежды слушал я 30 мая 1974 года программное заявление Жискар д’Эстена, зачитанное здесь председателем Национального собрания. Лично мне, естественно, больше всего пришлась по душе готовность президента (привожу буквально его слова) «отныне всюду в мире отстаивать дело свободы и право всех народов на самоуправление». Правда, я тогда спросил себя, будет ли эта прекрасная либеральная политика применяться только к британским, голландским, португальским и испанским колониям или также по отношению к французским владениям. К моей радости, новый министр Оливье Стирн тотчас развеял мои сомнения. Во время беседы в его кабинете он заверил меня, что в соответствии с упомянутым выше программным заявлением собирается даровать Французской Полинезии новую конституцию — столь либеральную, что следующим шагом может быть только полная независимость. Мой коллега Рок Пиджо, депутат Новой Каледонии, участвовал в этой беседе и может подтвердить, что именно таким было обещание министра Стирна.

Вскоре после этого господин Стирн посетил Таити, чтобы, как он сам говорил, составить себе лучшее представление о наших проблемах и пожеланиях. Он произнес много прекрасных речей, в которых чаще всего повторялись слова «диалог», «взаимопонимание» и «реформы». Под конец визита мы услышали новое замечательное обещание: в ту же осень 1975 года он представит Национальному собранию исторический правительственный проект, предлагающий даровать нам автономию. Что же видим мы сегодня, год спустя? Мы видим, что, как ни стараются авторы замаскировать этот печальный факт туманным юридическим жаргоном, законопроект, с текстом которого нам наконец удалось познакомиться, не только сохраняет, но и упрочивает существующее колониальное правление. Я позволю себе задать вам вопрос, ясно показывающий, о чем идет речь. Губернатор — назначаемый французским правительством чиновник — выполняет у нас в одно и то же время роль президента и премьер-министра. Сочли бы вы допустимым, чтобы ваша страна, Франция, единолично управлялась чиновником, который не был бы ответственным перед Национальным собранием? Уверен, что нет. Мы, полинезийцы, требуем всего лишь такой же демократической системы, какая действует во Франции, — с премьер-министром и правительством, утвержденными депутатами нашего парламента и ответственными только перед ним».

Свою поневоле короткую речь Сэнфорд заключил следующим предупреждением:

«В нашей долгой борьбе против колониального господства мы, полинезийцы, до сих пор держались в рамках закона и избегали беспорядков. Но теперь нам становится ясно, что именно наше законопослушание и наша сдержанность повинны в том, что французское правительство пренебрегало и продолжает пренебрегать нашими пожеланиями. Да, к сожалению это так, в чем легко убедиться, если сравнить наше положение с положением во Французском Сомали. Время от времени там происходят беспорядки и кровопролитие, после чего правительство Франции спешит выполнить пожелания сомалийцев. Этот способ позволил им еще десять лет назад добиться того, в чем Париж упорно отказывает нам, — права иметь выборное правительство во главе с премьер-министром, которое самостоятельно ведает делами своей страны. Неужели единственный способ заставить Париж прислушаться к нам — это применить африканские или корсиканские методы?»

Немногочисленные депутаты, присутствовавшие в этот час в Национальном собрании (притом те из них, кто не спал и не писал письма), слушали, как обычно, со скучающим видом разговоры о вещах, не представляющих никакого интереса для них и для их избирателей, и никто не пожелал взять слово. Подчиняясь указаниям лидера большинства, несколько депутатов засеменили вдоль скамей, нажимая кнопки за отсутствующих коллег; в итоге правительственный проект был тут же утвержден без каких-либо поправок. Больше всего Сэнфорда и других лидеров автономистов возмущало то, что такой же спектакль состоится в день, когда будет поставлен на голосование ненавистный проект о превращении колонии в департамент, пусть даже проект будет идти вразрез с пожеланиями Территориальной ассамблеи.

Конечно, для репутации французского правительства, особенно в свободных государствах Океании, было бы лучше, если бы Территориальная ассамблея не отвергла категорически проект о «реформах» Стирна. Местные прихвостни министра поспешили предложить способ избежать такого конфуза. Ведь достаточно было трем депутатам Территориальной ассамблеи переметнуться в другой лагерь, чтобы Флосс и его компания оказались в большинстве. Как раз в это время несколько членов Ассамблеи, поддерживавших программу автономистов, испытывали материальные затруднения, а одного к тому же привлекли к суду за вождение автомашины в нетрезвом виде. Почему бы не привлечь их на свою сторону денежными аргументами и обещанием простить все былые грехи? К сожалению, этот расчет оправдался. В качестве дополнительного вознаграждения благодарный Стирн пригласил трех отщепенцев (и их новых голлистских вождей Флосса и Недо Сальмона) на экскурсию в Париж; при этом министр позаботился о том, чтобы в программу визита было включено посещение самых дорогих ресторанов и самых заманчивых ночных клубов.