Морской узел - [10]
Отсюда, с высоты второго этажа, село выглядело очень привлекательно. Какой-то особенно приятный колорит придают ему большие двухэтажные, обшитые тесом и покрашенные дома.
Пообедав в столовой (для разнообразия, как уверяли мы друг друга, стараясь не говорить о том, что мыть котелки — не самое приятное занятие), мы вырулили на середину реки. Вычегда подхватила нас и понесла вниз, на север, к слиянию с Северной Двиной.
Мимо проплыла чистенькая, аккуратная и совсем безлюдная, вроде бы заброшенная пристань. Позже мы убедились, что их немало на верхней Вычегде, но все они летом бездействуют. Регулярного судоходства выше Сыктывкара по Вычегде в малую воду нет, только мелкосидящие самоходные баржи да небольшие катерки отваживаются здесь плавать. Зато ниже Сыктывкара река становится оживленней. Особенно много здесь проходит барж, груженных прекрасным пиленым лесом, который идет в Архангельск, а оттуда — на экспорт. Проплывет такая баржа мимо, и долго еще над рекой стоит ни с чем не сравнимый запах пиленого леса...
Во время плавания по Вычегде мы увидели и узнали много, не раз у нас случались большие и маленькие приключения. Любовались бывшим Ульяновским монастырем, место для постройки которого выбрано так удачно, что его видно за два десятка километров. Попали в грандиозную грозу, перед наступлением которой мне удалось-таки отыграться на вычегодских голавлях за все свои рыбацкие неудачи. Побывали в музеях Сыктывкара и Сольвычегодска. Чуть не утонули, едва увернувшись от идущего навстречу парохода. Много перепели песен и много раз ночевали на свежескошенном, дивно пахнущем сене. Одним словом, нам довелось и на Вычегде испытать все прелести походной жизни.
В Котласе, уже на Северной Двине, кончилось мое плавание. Спутники мои поплыли в Архангельск, а я вернулся в Пермь железной дорогой. Позже, осенью, мы собрались вместе и долго вспоминали все подробности нашего путешествия.
Но все же самые большие впечатления и самые хорошие воспоминания остались о многих десятках километров, которые мы прошли по безлюдному и дикому пока краю. Красив этот край, красивы его реки, красивы его люди. И приятно сознавать, что мы сумели в нем побывать, несмотря на немалые трудности.
Еще раз Джурич
— Возьмите меня с собой!
Этот крик души вырвался у меня прямо-таки непроизвольно, когда два моих однокашника по университету, а ныне научные работники-археологи пришли, по их словам, за тем, чтобы получить консультацию — как проплыть по Южной Кельтме, Джуричу и Северо-Екатерининскому каналу.
Научные работники — Владимир Антонович и Владимир Петрович — после моего слезливого заявления переглянулись и со свойственной их профессии осторожностью, в довольно туманных выражениях дали понять, что, мол, в этом варианте ничего невозможного нет. Дескать, должность старшего научного сотрудника они в силу отсутствия вакансий предложить не могут, но вот о должности рабочего, если он к тому же сойдет за проводника, можно подумать.
Брать на себя обязанности проводника было, конечно, рискованно. Но (где наша не пропадала!) желание побывать еще раз на далеком канале взяло верх над благоразумием. Пришлось тут же заявить, что путь знаком мне не хуже, чем дорога до собственной квартиры. Поверить мне, кажется, не очень поверили, но и не возражали. В итоге соглашение о моем участии в экспедиции состоялось.
Выехали мы в начале июня. Пермь провожала нас... снегом. Да, в тот год произошел необычайный даже в наших краях поздний рецидив зимы. Весна тогда вообще запоздала, а лето неожиданно показало снег. Однако ехать все равно надо было. Утешались тем, что в июне снег долго не лежит. Не то время.
Пароходом добрались до Рябинина без всяких, конечно, приключений. Из Рябинина автобусом доехали до Чердыни и заявились в музей, не без оснований надеясь воспользоваться гостеприимством его знаменитого на весь северный край директора Ильи Алексеевича Лунегова.
Илья Алексеевич действительно принял нас с распростертыми объятиями. Не один десяток лет посвятил он трудному, кропотливому делу — по крохам, постепенно собрал богатый краеведческий музей. Не малую делю в нем занимают археологические экспонаты, и с учеными-археологами у директора музея самые лучшие отношения.
Мы пробыли в Чердыни недолго, но этот исключительно своеобразный город запомнился на всю жизнь. Русская история Чердыни (а у нее есть многовековая история до завоевания этого края Московским государством в 1472 году) связана с развитием торговых путей с Камы на Вычегду и Печору. Издревле удобную «географическую ситуацию», иначе говоря, возможность попасть из одной речной системы в другую, использовали предприимчивые торговые люди.
Именно для нужд торговли строили Северо-Екатерининский канал. А на Печору существовал другой путь, и в начале этого пути стояла Чердынь. Местные богатеи Алины, Могильниковы и другие возвели в городе каменные хоромы. И рядом с ними — крепкие амбары. Так и стоят до сих пор — дом и амбар, дом и амбар...
Современное строительство еще не задело Чердынь. Случилось так, что этот город остается пока в стороне от столбовой дороги промышленного развития. Здесь практически нет промышленных предприятий. И, видимо, именно поэтому облик города почти не изменился, сохраняет многие черты старины, имеет неповторимое, свое лицо.
